Репутация плохой девочки - Эль Кеннеди

это в секрете, потому что Мак взбесится. Думаю, я тоже забыл об этом.

— Ты не подумал упомянуть об этом? — Мак бросает свирепый взгляд на моего брата.

— Она собака, — беспечно говорит он. — Это то, что они делают.

— Это еще не конец, Хартли, — отвечает она голосом, который говорит, что он не получит минет в ближайшее время.

— В любом случае, у меня новый план, — продолжаю я, просто чтобы спасти Купа от тяжести надвигающегося наказания. — Я подписался, чтобы быть Старшим Братом.

Да, это так. Я запрыгиваю в лодку «Больших братьев».

Я попробовал несколько других волонтерских программ после того, как в доме престарелых ничего не вышло, самым последним из них была смена, собиравшая мусор на пляже. Все шло хорошо, пока на меня не напал бездомный чувак под дощатым настилом. Он прогнал меня, бросая бутылки мне в голову. Клянусь, никто не предупреждал меня, что гражданская ответственность так коварна. В любом случае, я решил, что какой-нибудь обездоленный ребенок должен быть менее опасен, чем бродяги и рукастые старушки.

— О, Боже, нет, — стонет Куп. — Ты понимаешь, что не можешь просто взять его в бар на четыре часа, верно?

— Отвали. — Только за это я краду последний блин. — Я буду великим образцом для подражания. Научу его всему тому, что взрослые не хотят рассказывать детям.

— Подвергать опасности детей — это преступление, Эван. — Мак ухмыляется мне. — Если копы обнаружат, что ты, спотыкаясь, выходишь из бара с десятилетним ребенком, ты окажешься в тюрьме.

— Как всегда, я ценю вашу поддержку, принцесса. — Их неуверенность разочаровывает, если не сказать неожиданна. — В любом случае, ему четырнадцать. Достаточно взрослый, чтобы понять, как устроен мир.

— Боже, помоги этому ребенку, — бормочет Куп.

Я понимаю. Они скорее будут держать меня в дурацкой коробке, чем поверят, что я эволюционирую. Я думаю, это не совсем необоснованно, но унция или две веры, небольшая польза от сомнений, были бы оценены. Они говорят так, будто я собираюсь убить бедного ребенка. Но насколько это может быть сложно? Накормите его, напоите, сдайте в конце дня. Я имею в виду, черт. Я уже брал машину напрокат раньше.

Это действительно так отличается?

Его зовут Райли, и он типичный тощий гнедой подросток с лохматыми светлыми волосами и летним загаром. Я представлял себе маленького панка вроде меня, какого-нибудь чувака с умным ртом и больше отношения, чем здравого смысла, готового сказать мне, чтобы я наклонился. На самом деле, он немного застенчивый. Глядел в землю, пока мы бродим по набережной, потому что я не слишком задумывался о том, что с ним можно сделать, чтобы не было никакой ерунды, которой я занимался в его возрасте.

Если честно, было странно идти в публичную библиотеку, чтобы встретиться с ним. Как будто просматриваешь библиотечную книгу, но при этом это, совершенно точно, чертов человек. Я вышел оттуда с человеком, моя работа — не потерять его и не получить увечья, и вдруг это кажется большой просьбой. Они даже не дали мне аптечку первой помощи.

— Так чем ты увлекаешься, малыш?

— Я не знаю, — говорит он, пожимая плечами. — Всякая всячина, я полагаю.

— Всякая всячина, вроде чего?

— Иногда хожу под парусом. Рыбалка. И, гм, серфинг. Но я не очень хорошо этим владею. Моя доска довольно старая, так что.

Он убивает меня. Он опустил голову и засунул руки в карманы, пот начинает сочиться из-под его тонкой копны волос.

Жаркий июньский день, и набережная кишит туристами, все жаркие и липкие. Мы как хот-доги в тележке на тротуаре, катаемся в поту друг друга.

— Эй, ты голоден? — Я спрашиваю, потому что здесь действительно слишком кипит, для того чтобы провести весь день, прогуливаясь.

— Конечно, я думаю.

Купер был прав — из-за отсутствия лучших идей я втягиваю Райли в бар. Ну, не совсем бар. Big Molly's — это кухонная туристическая ловушка, со случайными безделушками на стене и живой музыкой по выходным. Официантки бегают в откровенных нарядах. Оказывается, ребенок это замечает. Он оживляется, когда видит хозяйку в укороченном топе и крошечной юбке.

— Эй, ты, — воркует она вместо приветствия. — Давно не виделись.

Я улыбаюсь ей.

— Есть столик на двоих?

Стелла наклоняется над стойкой администратора, сводя вместе свои сиськи.

— Кто твой друг? — Она подмигивает ему, чего было бы более чем достаточно, чтобы в этом возрасте у меня был стояк. Это несправедливо, так мучить ребенка. — Он милый.

— Райли, это Стелла.

— Привет, милый, — говорит она, когда он не может придумать ответ.

— Давай, я помогу тебе сесть.

— Ты когда-нибудь бывал здесь раньше? — Я спрашиваю его, когда мы садимся за стол с высокой столешницей. Группа на сцене играет несколько каверов начала девяностых. У барной стойки парни из колледжа и отцы, сбежавшие, пока их жены ходят по магазинам, занимают старые деревянные табуреты.

Райли отрицательно качает головой.

— Моя тетя ненавидит эти места.

— Так что там за история? — Никто не попадает в подобную программу, если их жизнь идет полностью по плану. — Если ты хочешь поговорить об этом, то можешь это сделать.

Еще одно пожатие плечами.

— Я живу с сестрой моей мамы. Она медсестра Скорой помощи, так что она много работает. Моя мама умерла, когда я был маленьким. Рак.

— Где твой папа?

Он смотрит в свое меню, не читая его, щелкая ламинированным край ногтем.

— Попал в тюрьму около шести лет назад. Какое-то время он был условно-досрочно освобожден, но потом сбежал. Кажется, его снова арестовали. Моя тетя не любит говорить о нем, поэтому она мне ничего не рассказывает. Она думает, что это расстраивает меня.

— Так ли это?

— Я не знаю. Наверное, иногда.

Я начинаю понимать, почему они приставили его ко мне.

— Мой папа умер, когда я тоже был младше. — Райли встречается со мной взглядом. — Несчастный случай за рулем в нетрезвом виде, — добавляю я. — Моей мамы не было рядом с тех пор тоже.

— Тебе пришлось переехать жить куда-то? Например, в приемную