Месть Бешеного - Виктор Доценко

Создав это предприятие. Рассказов преследовал несколько целей: во-первых, это было отличным вложением капитала; во-вторых, своеобразным плацдармом для будущего рывка в российскую экономику, в-третьих, оружие — это не только источник дохода, но и необходимая вещь, когда придет пора захвата власти в стране. Кроме того, Рассказов решил использовать фабрику как место хранения наркотиков, а потому на территории «малого предприятия» были построены склады, доступ в которые был максимально ограничен. Именно туда и был отправлен кокаин, который он получил от Артиста.

На руководство объектом Рассказов поставил человека, которому всецело доверял, своего старого знакомого. Бывший работник отдела ЦК КПСС, курировавшего КГБ, Виктор Николаевич Севостьянов в свое время помог Рассказову бежать за границу.

В колонии были введены кое-какие новшества. Если раньше по всему ее периметру были протянуты ряды колючей проволоки над железобетонным забором с вышками, то сейчас все вышки демонтировали, проволоку сняли. Однако пытаться бежать из-за этого забора было невозможно: везде были расставлены видеокамеры, передающие на мониторы центрального пульта любое движение не только вокруг колонии, но и внутри нее. Кроме того, через каждые десять шагов вдоль забора были закопаны датчики, настолько чувствительные, что моментально реагировали на любой объект выше шестидесяти сантиметров и более тридцати килограммов веса.

Стоило попасть в зону действия датчиков, как они включали сирену и подавали высокое напряжение в пятиметровую полосу. Электрический разряд был достаточно мощным, чтобы лишить человека сознания, а то и отправить на тот свет.

На мощных, но затейливо украшенных воротах колонии красовалось новое название: ИТОО — Исправительное товарищество с ограниченной ответственностью — N 13/14 «Райский уголок». Человек, впервые появившийся перед этими воротами, вполне мог подумать, что оказался перед какой-то фабрикой или заводом: обычная дверь сбоку, на которой виднелись две надписи: «Проходная», и чуть ниже «Бюро пропусков». Да и заглянув внутрь, непосвященный ничего особенного не увидел бы: маленькое окошечко, за которым сидит вахтер, над ним надпись: «Приготовьте документы». Но на этом и заканчивались признаки обычной фабрики. Посетитель получал пропуск, оставив у вахтера свой паспорт, железные двери автоматически открывались, впускали его и тут же закрывались за ним. Человек оказывался в своеобразном тамбуре перед другой железной дверью, но к ней можно было попасть только через «ворота», напоминавшие те, что стоят в аэропортах.

А тех, кого привозили сюда для «отбывания наказания», едва они проходили за вторую железную дверь, встречали охранники, одетые в камуфляж. Они были вооружены как десантники, собравшиеся на задание, — на поясе ножи, пистолеты, на руках черные кожаные перчатки, за плечами автоматы. Но было и отличие: полицейская дубинка и наручники.

Новичку сразу бросалось в глаза, что территория была настолько вылизана, что, казалось, можно ходить по каменистым тропинкам босиком и потом спокойно ложиться в кровать, не боясь испачкать белую простыню. Никаких указателей, кроме номеров на зданиях и сооружениях не было видно, и человек, впервые попавший сюда, не смог бы сориентироваться без сопровождающего.

Чувствовалось, что денег на обустройство здесь не жалели: тратили капитально и с размахом. Вместо привычных для подобных мест бараков были построены добротные двух— и трехэтажные дома из гранита, который добывался здесь в избытке. Каждый этаж имел коридорную систему. Дома были типовые и походили друг на друга, как близнецы-братья. На каждом этаже имелось по тридцать комнат, вмещающих по пять человек. Всего спецконтингент насчитывал девятьсот пятьдесят человек.

Каждый из тех, кто находился в колонии, по приговору суда имел определенный срок, но, попав сюда, мог сразу же забыть о своем приговоре: никто не мог и мечтать, чтобы вернуться на волю. Существовали только два пути выхода из этой зоны: первый — «ногами вперед», да и то не более чем на пару километров от колонии, на специально оборудованное кладбище. Второй путь был предпочтительнее — попасть в число охранников. Однако заключенные не предполагали, что стали пожизненными рабами в этом «райском уголке».

Сестра Шуры, убитой здесь, нисколько не преувеличила, сказав о том, что в колонии существовала и женская половина. Двухэтажный дом на триста женщин был расположен за забором, куда можно было попасть только офицерам и некоторым избранным осужденным. Нарушители строго наказывались. Женская колония охранялась своей охраной, состоящей, впрочем, из мужчин. Условия содержания здесь были более мягкими, чем в мужской зоне, хотя и ненамного.

Женский дом был построен совсем недавно по личному указанию начальника «учреждения», прозванного даже среди охраны Барином. Виктор Николаевич Севостьянов появлялся на территории колонии только в пятнистой форме с полковничьими погонами, которые нацепил по собственной инициативе в первый же день своего появления. На самом деле по документам он имел звание младшего лейтенанта запаса. Впрочем, весь персонал колонии носил погоны и имел «воинские звания».

После 1991 года Севостьянов перебивался с хлеба на воду, примыкая то к одной новоиспеченной партии, то к другой, полагая, что легко получит «теплое» местечко, на котором не нужно будет особенно «горбатиться». Однако времена партийных функционеров прошли, и нужно было стараться изо всех сил, чтобы хоть както держаться на плаву. Разуверившись, Виктор Николаевич кинулся в коммерцию, но и там ничего путного не смог достичь. К тому моменту, когда его разыскали люди Рассказова, он уже был вполне готов идти в лотошники. Услышав привет от Аркадия Сергеевича и предложение возглавить крупное предприятие, он на несколько минут лишился дара речи. Когда он спросил о зарплате, посредник заметил:

— Виктор Николаевич, наш общий знакомый просил передать вам дословно следующее: «Официальная — как у министра, а остальное, как сам решит».

Севостьянов понял, что наконец-то пришел и на его улицу праздник. Единственное, что его удручало, так это отдаленность от родной столицы, но, немного подумав, он пришел к выводу, что с теми деньгами, которые ему светят, никто не помешает ему каждые выходные проводить дома. Он даже не стал задумываться о том, чтобы перевезти к новому месту работы жену и двух великовозрастных дочерей, ведущих абсолютно праздный образ жизни, но тем не менее горячо им любимых.

Проведя на новой работе пару месяцев, Севостьянов настолько вник в производство, словно всю жизнь только этим и занимался. Вскоре он понял, что для того, чтобы требовать даже от рабов хорошей отдачи, нужно их хорошо кормить, предоставлять необходимый для восстановления сил отдых, а для поощрения использовать природную потребность самцов. Та— ким образом и возникла мысль о создании женской части колонии. Севостьянов, заручившись поддержкой «наверху», быстро построил двухэтажный корпус и сделал запрос на триста женщин не старше сорока лет. Начальники переполненных тюрем настолько обрадовались, что буквально в считанные дни заполнили новоиспеченную колонию «спецконтингентом».

Должность главного врача колонии занимал капитан Воробьев. На воле он был обыкновенным медбратом кожно-венерологического диспансера. Свой срок он получил за то, что сделал аборт и совсем еще молодая женщина умерла от потери крови. Каждый вновь прибывший заключенный первым делом проходил тщательный медицинский осмотр, и если обнаруживалось, что у него простая, известная «доктору» болезнь, то его помещали в стационар. Если же капитан Воробьев подозревал сложное заболевание, тем более инфекционное, то такого, как правило, отправляли обратно, составив внушительную сопроводиловку о «невозможности принять тяжелобольного в связи с отсутствием надлежащих условий для лечения». Иногда назад не принимали, и тогда больной был обречен: более двух суток жить ему не давали. В отчете всякий раз ставился диагноз: «Умер от сердечной недостаточности» — единственный диагноз, которым в совершенстве овладел «доктор» Воробьев.