За его спиной - Мария Зайцева

словил это слово в голове, усмехнулся, прокатал его на языке.

Папаша… Отец…

И снова испытал бесконечное удивление от этого сочетания слов по отношению в своему другу.

Это удивление постоянно билось в голове еще со вчерашнего дня, когда Хазар, как обычно, сухо и безэмоционально позвонил и попросил пробить информацию на Тамару Пересветову и ее сына Ивана. Бродяга пробил. И охренел, найдя фотку парня в сети. И даже глаза протер, потому что в первый момент показалось, что это мелкий Хазар на него смотрит… Такой же темный, волосы лохматые, взгляд колючий, губы поджатые… Надо же! Ну вот кто бы знал? Хазар явно не знал до этого дня…

— Какой мальчик симпатичный, — прокомментировала фотку Ляля, как раз зашедшая в кабинет с чашкой чая, — а кто это? Напоминает кого-то…

— Похоже, сын Хазара… — пробормотал Бродяга задумчиво, и Ляля радостно улыбнулась:

— Ой! Какая прелесть! Очень похож на него! Я и не знала, что у Тагира есть сын…

— Никто не знал… — все так же задумчиво ответил Бродяга, продолжая скролить информацию о парнишке и все больше убеждаясь в том, что его подозрения верны.

Совпадали сроки, место работы Тамары Пересветовой… Хоть и краткий период, но зарегистированный в трудовом стаже.

Десять лет назад она работала официанткой в кафешке, принадлежащей Хазару…

Бродяга помотал головой, стремясь изгнать из головы воспоминания десятилетней давности. А то, не дай бог, в кошмарах увидит… Хазар тогда вышел из тюрьмы и был очень злым… Пил, буянил, мстил тем из дураков, кто заблаговременно не смотал из города… Ну, и таскал в кровать все, что имело неосторожность пошевелиться неподалеку…

Похоже, эта Тамара не только шевелилась, но еще и активничала. Сумасшедшая…

Почему потом не предъявила ребенка, непонятно… Хазар бы никогда не отказался от своей крови. Как, впрочем, и Каз, и сам Бродяга. Слишком сильно детдомовское детство прошлось катком по ним троим…

Бродяга рыл нужные данные, все больше убеждаясь, что тут имела место обычная бабская глупость или обида.

Потому что Тамара, побывав в койке Хазара, резко уволилась и ушла в другое кафе. Непонятно, почему? Не понравилось, что ли? Можно бы выяснить… Но пока не поступало задачи, так что Бродяга просто наметил в голове список вопросов, которые требовалось выяснить, и принялся смотреть дальше.

Длинный трудовой список, нигде больше года не работала… Поставлена на учет социальным педагогом в школе, как малоимущая и неблагополучная… Сам мальчишка, судя по парочке приводов в полицию, тот еще засранец… Гены, мать их, никуда не денешься…

Ляля поставила кружку с чаем на стол, встала позади Бродяги и принялась мягко разминать ему шею.

Как всегда, стоило ей прикоснуться, сразу по телу поползли сладкие мурашки.

Бродяга со вздохом отклонился и позволил нежным ладошкам скользить по плечам, думая, что никогда не считал себя сильно чувствительным… До встречи с котенком…

— Милый… — промурлыкала Ляля, — я вот подумала… Может, уедем куда-нибудь…

— Куда? — Бродяге было так хорошо, что выныривать из этого всего не хотелось совершенно. В этот момент его мир был полон.

— Может… — она прикоснулась к его шее теплыми губками, — может… В другой город? Где нас никто не знает?

— Зачем?

— Ну… Ты же не хотел этого… Всего… Я чувствую себя виноватой… Что из-за меня… Ты же уже отдал долг…

Бродяга резко развернулся вместе с креслом, перехватил не успевшую отшатнуться Лялю за запястья, посмотрел неожиданно жестко в рыжие глаза:

— А с чего ты взяла, что я его уже отдал? И что он вообще есть?

Ляля моргнула обиженно, дрогнула губками, собираясь заплакать, и Бродяга, чувствуя себя монстром, пугающим беспомощного ребенка, тут же сменил пластинку, потянул ее к себе на колени, обнял, зная, как Ляля любит, когда он вот так вот, обволакивает ее со всех сторон, запирая в клетку своего тела.

Он по ночам так делал очень часто, потому что в последние два месяца Ляля стала просыпаться с криком из-за мучающих ее кошмаров.

Ляля тут же затихла, обняла его за шею, уткнулась подрагивающими губками в шею, засопела тихонько. И, чуть успокоившись, выдохнула:

— Я просто… Посмотрела… Прости…

— Что ты посмотрела?

— У тебя был открыт ноут… Прости… Просто я волновалась… Вы с Аминовым работаете, все хорошо… И Хазар не планирует прекращать, я правильно понимаю? А, значит, мы никогда не сможем жить без оглядки… Ты же этого не хотел… И ты этот завод перерабатывающий крутишь… Да? Чтоб отпустил он тебя, да?

Бродяга, ощущая , как все в груди сжимается, только выдохнул, пытаясь успокоиться.

И принять то, что он — лошара, не умеющий нормально хранить производственную тайну.

Но как она?.. Откуда?..

— Понимаешь… — Ляля оторвалась от его груди, посмотрела своими полными слез и обиды кошачьими глазками, — я просто в школе проект вела… По градообразующим предприятиям области… Я же тебе говорила, помнишь?

Бродяга кивнул, чувствуя себя полным дебилом. Потому что не помнил.

А она, наверняка, говорила, да.

Но он, как обычно, только смотрел, как завлекательно шевелятся ее пухлые губки и прикидывал, что будет делать с ними сегодня в спальне, и вообще все пропускал мимо ушей.

Парадокс: на работе, в делах, с парнями он был всегда на редкость сосредоточен, все запоминал, голова работала на полную, так, как надо. Правильно работала.

Но с Лялей все это летело к чертям.

Когда она была рядом, Бродяга не мог ни о чем думать. Только о ней. Только о том, как она смотрит, как поднимает к затылку тонкие белые руки, чтоб заколоть тяжелые пряди рыжих волос, как улыбается, как блестят ее кошачьи глазки… Налицо была полноценная деформация мозга. Небратимая.

И вот теперь он за это сполна поплатился.

Потому что его наивный котенок оказалась очень даже цепкой и умненькой.

И все очень четко просекла не только по текущим проектам, верно проанализировав дела с Аминовым, которые в гору шли, и бабло вот уже полгода лилось рекой, радуя всех партнеров. И понятно было, что, пока этот поток не иссякнет, Хазар не будет ничего делать, и, значит, Ляле по-прежнему надо прятаться в этом доме. И сколько это все продлится, непонятно.

Но напрягало Бродягу даже не это, а то, что Ляля очень верно