Радостная мудрость. Принятие перемен и обретение свободы - Йонге Мингьюр Ринпоче
Шрифт:
Интервал:
После приобретения небольшого опыта в наблюдении пустоты «я» — «зрителя», как назвали его мои ученики, — мы можем приступить к исследованию пустоты того, на что или на кого мы смотрим, то есть объекта нашей осознанности. Этот процесс, вероятно, лучше всего осуществляется путём наблюдения нашего переживания с намерением понять, что расчленение каждого момента осознанности на зрителя, или «наблюдателя», и на то, что этот зритель, или наблюдатель, воспринимает, — это, по сути, создание умопостроений.
Будда часто объяснял это расчленение восприятия, говоря о сновидении. Во сне у вас есть восприятие «себя» и восприятие «других». Разумеется, большинство его примеров соответствовало условиям, привычным для людей того времени: например, случалось на них нападали львы и тигры. Подозреваю, что это не беспокоит большинство наших современников, хотя от многих людей я слышал рассказы о том, как во сне за ними гнались чудовища или как они заблудились в большом доме или в незнакомой местности.
Более современным примером может быть сон, в котором кто-то даёт вам хорошие дорогие часы, скажем «Ролекс», — я слышал, что это действительно очень красивые и дорогие часы. Допустим, во сне вы были страшно взволнованы тем, что получили «Ролекс», не заплатив за него ни одного доллара. Возможно, вы старались похвастаться ими, почёсывая запястье, на котором они были надеты, когда разговаривали с кем-то в этом же сне, или указывали кому-то направление так, чтобы обязательно были видны ваши часы.
Но потом, быть может, к вам подкрадывается вор, выкручивает запястье, ранит вас и похищает «Ролекс». Во сне вы можете ощущать боль очень правдоподобно, а ваше огорчение по поводу утраты часов может быть довольно сильным. Во сне у вас нет никакой гарантии, что вам вернут часы и восполнят потерю крови. Возможно, вы проснётесь в поту или слезах, потому что всё казалось таким ярким, реальным, трагичным.
Но «Ролекс» был всего лишь сном, не так ли? И испытанные вами радость, боль и горе тоже были частью сна. В обстановке сна всё это казалось реальным. Но, когда вы проснулись, у вас не было «Ролекса», не было и вора, и рука была цела. «Ролекс», вор, рана и т. д. — всё это возникло как проявление неотъемлемых от вашего ума пустоты и ясности.
Точно так же всё, что мы переживаем на уровне относительной реальности, можно сравнить с переживаниями, испытываемыми нами во сне: такие яркие, такие реальные, в конечном счёте они — лишь отражения единства пустоты и ясности.
Мы можем «пробудиться», так сказать, ото сна относительной реальности и осознать, что всё, что мы переживаем, — это единство пустоты и ясности. Практика прозрения даёт нам возможность понять, на уровне прямого переживания, насколько глубоко наше восприятие обусловливает наше переживание. Иными словами, понять то, что всё воспринимаемое нами по большей части является построениями нашего ума.
Точно так же, как и в случае с практикой прозрения в отношении «я», начните с принятия такой позы, при которой тело расслабленно и одновременно подтянуто. Несколько минут оставайтесь в безобъектном внимании. Затем без напряжения перенесите внимание на объект: зримый образ, звук или физическое ощущение. Хорошо, не правда ли? Очень расслабляет.
Но где этот зримый образ, этот звук или это физическое ощущение на самом деле имеют место? Где-то внутри мозга? Где-то «не здесь» — вне тела?
Вместо того чтобы анализировать всё это, просто наблюдайте (или слушайте, или чувствуйте), словно это отражения в зеркале ума. Объект осознанности, осознание объекта и тот, кто осознаёт объект — всё имеет место одновременно, именно так, как это происходит когда мы смотрим в зеркало. Без зеркала нечего было бы видеть, а без видящего не было бы кому видеть. Их объединение делает видение возможным.
Практика прозрения предлагает способ обращения к переживанию, подразумевающий, что мы направляем ум внутрь, чтобы посмотреть на сам ум, имеющий переживание. Этот процесс, возможно, трудно понять, пока вы сами его не попробуете. Конечно, для этого потребуется практика, а познание ума, возникающее одновременно с переживанием, — чувство «чего-то большого», описанное моей ученицей, пережившей развод, — поначалу может длиться всего секунду-другую. В таких случаях порой возникает искушение воскликнуть: «У меня получилось! Я действительно понял пустоту! Теперь я смогу жить в полной свободе».
Это искушение особенно сильно, если вы работаете с мыслями и эмоциями, а также со своим отношением с другим людям и к различным жизненным ситуациям. Краткие проблески прозрения могут застыть, превратившись в рассудочные представления, которые заведут нас на такие пути восприятия или поведения, которые могут оказаться пагубными для нас самих и других людей. Есть старая-престарая история о человеке, который провёл много лет в пещере, медитируя на пустоте. В пещере было много мышей. Однажды очень крупная мышь запрыгнула на камень, служивший отшельнику столом. «Ага, — подумал он, — мышь — это пустота». И он схватил башмак и убил мышь, при этом думая: «Мышь — пустота, мой башмак — пустота и убийство мыши — пустота». Однако на самом деле он всего лишь превратил идею о пустоте в косное понятие о том, что ничего не существует, а потому можно делать что угодно и чувствовать что хочешь, не испытывая при этом никаким последствиям.
Когда мы поворачиваем ум внутрь, чтобы он смотрел на себя самого, — наблюдаем ли мы своё «я», «других», мысли или чувства — мы можем мало-помалу начать различать сам ум. Мы становимся открытыми для возможности того, чтобы ум — единство пустоты и ясности — стал способен отражать что угодно. Мы не зацикливаемся на том, чтобы видеть что-то одно, но становимся способны видеть множество вещей.
Человек — часть целого, которое мы называем вселенной.
— Альберт Эйнштейн, из письма, цитируемого Говардом Ивсом в книге «Прощайте, математические круги»
Люди, окружающие нас, ситуации, с которыми мы сталкиваемся, и информация, поступающая от наших чувств, — всё это определяет то, что наш статус и положение не только подвержены переменам, но и могут быть обозначены разными способами, и определения эти, сами по себе тоже подвержены перемене. Я мать. Я отец. Я муж. Я жена. Я работник, выполняющий определённые задания согласно требованиям своего работодателя и своих коллег.
Тем не менее, в нашем привычном отношении к самим себе, к другим людям, вещам и ситуациям глубоко коренится некое чувство одиночества, отчуждённости — идея собственной независимости, мешающая нашей сплочённости с другими. Это трудноуловимое чувство различия, отдалённости лежит в самом сердце многих личных и межличностных проблем. Практика сочувствия принимает любую трудность или жизненный кризис, с которыми мы можем столкнуться, как отправную точку для осознания своего сходства и родства с другими. Она постепенно открывает наш ум к глубокому переживанию бесстрашия и уверенности, в то же время преображая личные трудности в сильное побуждение помогать другим.
Есть старая история, рассказанная в нескольких сутрах, о женщине, которая очень горевала о смерти своего юного сына. Она отказывалась верить, что её сын умер, и бегала по деревне из дома в дом в поисках лекарства, которое могло бы его оживить. Конечно же, никто не мог ей помочь. Ей говорили, что мальчик мёртв, и пытались помочь ей смириться с этим. Однако один человек, поняв, что она тронулась умом от горя, посоветовал ей поискать Будду — самого способного из лекарей, — который находился тогда в монастыре пососедству.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!