Дети утренней звезды - Алексей Олейников

Пахло пылью, старой смазкой, бензином.

На пятачке за машиной было полно места – спокойно, тихо, никого нет. Он расстелил спальник, приладил нож на пояс, достал из чехла бубен. Гладкая кожа молчала до поры, хранила его рисунки. Зарница спал.

– Не помешаю?

Саам покосился на Тадеуша. Этого гнать без толку, все равно свой любопытный нос просунет.

Арвет ударил пальцами по натянутой шкуре бубна, и тот ожил, задвигался под ладонью, толкнулся в руку, Арвет двинулся с ним по кругу, шаг первый, второй, третий – откуда взялся этот ритм, откуда накатывает песня, древняя песня его предков, пыльные стекла налились синевой, тени напитались чернотой, провалились сами в себя, Арвет шел, пальцы его гладили шерсть, под рукой размеренно шагал олень, качал головой в такт песне…

Виолетту разбудил взрыв. Небольшой, не слишком громкий, от него даже стекла не вылетели – так, лишь ощутимо качнуло пол да заскрипели доски. Но итальянке хватило – она вылетела из постели как пробка и прыжком оказалась в окне, уперлась в раму руками и ногами, напряглась…

– Ты чего? – Сара села в кровати, сонно потянулась.

– Земле… землетрясение, – выдохнула Виолетта. Взгляд ее зацепился за вычурную серьгу в ухе Сары. Смеющаяся маска из серебра с рубинами. Вот навязчивая штука, в глаза так и лезет.

– Землетрясение? – Сара нахмурилась, помотала головой, уставилась в пол – и засмеялась: – Нет, что ты! Это мальчики на кухне какое-то зелье варят.

Внизу хлопнуло еще раз – уже не так громко, остро запахло тухлыми яйцами, орхидеями и почему-то корицей, это сочетание наводило на мысли о самоубийстве. Сдавленные вопли и проклятия поднимались вслед за миазмами.

– Окошко открой, задохнемся же, – задумчиво предложила Сара.

Виолетта завернулась в одеяло, подошла к лестнице, опасливо заглянула – внизу клубился синеватый дым, в котором отчаянно кашляли и ругались.

– Я тебе говорил, что повиликой надо было размешивать по часовой стрелке! – определенно это реплика Андрея.

– Нет, против, подобно движению воды, уходящей в отверстие, как говорится в справочнике «Мала Херба», – а это был Эжен, его гнусавый выговор Виолетта опознала бы где угодно.

– Мы что, в Австралии? Здесь вода уходит по часовой стрелке!

– Тихо вы! – это уже Мэй, отметила Виолетта. – Кто-нибудь из вас добавлял розовую соль?

Виолетта покачала головой. Вернулась к кровати, извлекла объемистую кожаную сумку, вынула противогаз.

– Ты его всегда с собой возишь? – заинтересовалась Сара.

– А ты всегда спишь в сережках? – парировала Виолетта. Надела противогаз, повесила сумку на плечо и нырнула в дым. Разгребая его руками, как пловец, первым делом распахнула окна, затем двинулась на кухню, где нашла всю троицу незадачливых зельеваров – рядком вдоль стеночки, аккуратно вытянувшими ножки и закатившими глазки. Перешагнула через разбросанные конечности, погасила огонь под переносным тиглем Мэй, бросила горсть неизвестного порошка из сумки в бурлящую жижу, источающую сиреневый туман, – и тот разом побелел. По кухне разлился свежий аромат перечной мяты. Полистала любопытства ради брошенный справочник «Мала Херба», хмыкнула и пошла по кухне в круговороте мелких хлопот. Зашумел электрочайник, зазвенели ложки в чашках, Виолетта что-то напевала себе под нос, в ее руках мерно кружился пестик, перетирая в крохотной фарфоровой ступке пряно пахнущую смесь.

Первым очнулся Андрей. Завозился, заперхал, сел, выплевывая все, что засело в легких. Мазнул по Виолетте мутным глазом, дополз до кухонного диванчика и рухнул. Следом задергались Эжен и Мэй. Виолетта почти силой каждому впихнула в губы разрезанною дольку дикого чеснока, который также обнаружился в ее сумке.

– Голова… – простонал Эжен. – Как болит, черт!

– У тебя она хотя бы есть, – еле ворочая языком, заметила Мэй.

– Что… что пошло не так? – Андрей Зорич не открывал глаз, потому что при любом движении ими его начинало неудержимо тошнить.

– Ты был обречен, как только назвал меня бездарной дурой, – фыркнула Виолетта.

– Я такого не говорил, – тихо возразил Андрей.

– Но думал!

Русский неопределенно пошевелил губами, при некоторой фантазии можно было прочесть и извинения, и проклятья, или и то и другое вместе.

– Ты нас отравила… – догадалась Мэй.

– Надо было вонзить тебе в горло твой атам, – Эжен вяло дернулся и обмяк, когда Виолетта припечатала его к стене и ткнула ложечку в сжатые зубы:

– Пей, мон шер, ну же. За маму, за папу, за дядюшку Фреймуса.

– Уйди, убивца, – не разжимая челюстей, промычал Эжен. – Отвавительница!

– Я тебе жизнь спасаю, – огорчилась Виолетта. – Помрешь ведь от кровоизлияния в мозг, примерно… э… через пятнадцать минут.

Француз заглотил содержимое ложки с такой скоростью, что Виолетта едва успела отдернуть пальцы.

– Молодец, – похвалился она. – А теперь ты, Мэечка, дорогая…

– Что это?.. – китаянка послушно выпила, отвалилась к стене, часто задышала. Румянец возвращался на щеки, в глазах появился живой блеск.

– Антидот. – Виолетта добралась до Андрея, с особым удовольствием сунула ему ложку в рот, едва не выбив зуб. Русский послушно проглотил снадобье, даже не поморщился. Видать, жить сильно хотел.

– Ты же собиралась уехать, – сказал он спустя минуту уже совсем другим голосом.

– Я бы и уехала, если бы вы с утра пораньше газовую атаку не устроили. – Виолетта взяла справочник, скептически пролистала. – Скажите честно, кто из вас варил яды раньше?

– Я варил, – с вызовом сказал Эжен. – Каждый Фламмель обязан овладеть наукой ядоварения и травознания.

– В каком объеме?

Юный Фламмель потупился.

– Значит, классика, – вздохнула Виолетта. – Проверенные временем стрихнин, мышьяк, цианид, кураре? Плюс китайский яд гу – да, Мэй, представь себе, я о нем тоже знаю. В России яды никогда не процветали, так что вряд ли Зорич внес весомый интеллектуальный вклад в ваш союз отравителей. И с таким багажом и карманным справочником вы решили сварить яды экстра-класса, чтобы обездвижить даже не человека, а мантикору и вивернов? Стоило бы оставить вас загибаться, так было бы честнее. И нет, Мэй, я ничего не подсыпала в твой тигель, не сверкай глазами, вы сами себя чуть не угробили, без моей помощи. Так что, дорогой Зорич, держись кого-то поумней, если хочешь остаться в живых и сварить что-нибудь опаснее манной каши.

– Чего ты хочешь? – вздохнул Андрей.

– Извинений! – сверкнула глазами Виолетта. – От тебя и от Эжена.

Зорич кивнул, следом за ним, с заминкой, Эжен.

– Прекратите надо мной издеваться! – торжествующе продолжала Виолетта. – И еще пусть Эжен неделю носит мою сумку, а его голем Полифем по утрам мне кофе варит. И приносит в постель.