Дело застенчивой обвиняемой - Эрл Стенли Гарднер

— Так, одну минуту, — сказал судья Эшхерст, лицо которого стало суровым. — Видимо, один из этих людей пытается сделать лживое заявление. Мистер Ньюбэрн, я хочу узнать, делали ли вы какое-либо заявление такого рода мистеру Мейсону?

— Нет, не делал.

— Я хочу доказать, что он делал, — сказал Мейсон.

— Путем вашего собственного свидетельства? — спросил судья Эшхерст.

— Да.

— И есть какие-либо подтверждения?

Мейсон поколебался какое-то мгновение, потом покачал головой и сказал:

— Никаких подтверждений, которые имели бы доказательную ценность. Моя секретарша сидела в машине, припаркованной у тротуара, и я рассказал ей все, что мне сказал мистер Ньюбэрн.

— В этом, конечно, нет никакого подтверждения, — сказал Гамильтон Бюргер. — Это просто заявление заинтересованной стороны.

— Я думаю, что высокий суд достаточно хорошо знает меня, чтобы понимать, что, хотя я и пользуюсь определенными методами, которые отдельные личности могут считать нестандартными, с целью выявления истины в том или ином деле, — сказал Мейсон, — я не стал бы подвергать себя риску, делая лживое заявление. В равной степени я бы и не дошел до того, чтобы подбрасывать улики с целью запутать полицию и защитить личность, обвиняемую в убийстве.

— Это вопрос спорный, — сказал Гамильтон Бюргер. — У вас в таких вопросах существуют собственные и своеобразные этические нормы, и я не претендую на выяснение, что это за нормы. И все-таки я должен заявить высокому суду, что мы имеем ситуацию, где свидетель Ньюбэрн заявляет, что у него не было с Мейсоном такого разговора, а Мейсон хочет клятвенно заявить, что разговор был. С какой же целью? Все, что делает Мейсон, ведет к тому, чтобы бросить тень на свидетеля. Но человек не может бросить тень на собственного свидетеля, и даже если он это и сделает, то такое заявление будет только в целях обвинения. Оно может помочь установить факт.

— Это верно, — сказал судья Эшхерст. — Если мистер Мейсон займет свидетельское место, то все, что он сможет сделать, это поставить под сомнение правдивость этого свидетеля, а это же его собственный свидетель. Но если он в самом деле предъявит такое обвинение, то и это не установит того факта, что свидетель действительно бросил эту бутылочку в озеро. Это формальное юридическое правило, но, как подчеркнул адвокат защиты, это такое дело, в котором он намерен полагаться на технические формальности, и обвинение имеет право на защиту, согласно закону, точно в той же мере, что и обвиняемая.

Мейсон, лицо которого покраснело от гнева, сказал:

— Ваша честь, мне хотелось бы получить перерыв до десяти часов следующего дня. Я тщательно рассмотрю этот вопрос и намерен предпринять некоторые шаги, чтобы установить истину. Я убежден в своих фактах и знаю, что этот свидетель сделал мне определенное заявление, о котором я сообщил высокому суду.

Судья Эшхерст подумал несколько мгновений, а потом сказал:

— Конечно, хоть речь сейчас и не об этом, высокий суд всегда считал Перри Мейсона добросовестным и точным в любых его заявлениях, сделанных высокому суду.

Гамильтон Бюргер встал и сказал с презрительной усмешкой:

— Адвокат защиты постоянно прибегает ко всем видам надувательства в связи с его делами. На этот раз он зашел слишком далеко, и теперь, когда он оказался в западне, он сообразил, что на карту поставлена его профессиональная репутация. Мне неприятно, что приходится делать такие замечания, но я предлагаю, чтобы высокий суд рассмотрел это ходатайство.

Мейсон, который изучал вещественные доказательства, повернулся к Бюргеру:

— Одну минуту. Вы хотите представить это признание обвиняемой на основании предположения, что среди прочего оно подтверждается обнаружением этих патронов от дробовика в том самом месте, где, по ее словам, она оставила их, и что эти патроны от дробовика составляют достаточное подтверждение для того, чтобы они могли выступать здесь как улика, так?

— Именно так, — сказал Гамильтон Бюргер.

— Очень хорошо, — улыбнулся Мейсон, — я поддержу вас в этом юридическом соревновании. Если для вас это предмет спора, то я снимаю все возражения против записанного на магнитофон признания.

— Постойте, постойте, подождите минуту, — сказал судья Эшхерст, — вы не можете сделать этого, мистер Мейсон. Вы должны защищать права обвиняемой. Здесь поднят серьезный вопрос, можно ли использовать признание, сделанное под воздействием наркотиков, составляет ли это конфиденциальную информацию. Высокий суд пока еще не готов объявить свое постановление по этим возражениям, но они являются существенными возражениями, затрагивающими реальные права обвиняемой, и…

— Я снимаю это возражение, — сказал Мейсон, — при условии, что окружной прокурор будет идти дальше, как он и обозначил. Я принимаю его вызов и вступлю в поединок на этой почве.

— Я пытаюсь указать, что вы не можете сделать этого, — сказал судья Эшхерст. — Вы не можете отказаться от защиты прав обвиняемой. У вас может быть на этот счет какая-то теория, но высокий суд должен признать, что он не понимает, что это за теория. Тем не менее высокий суд вполне понимает, что у вас есть весьма убедительное формальное возражение, которое может привести к прекращению всего дела, если высокий суд вынесет постановление в вашу пользу.

— И что навсегда оставит обвиняемую заклейменной позорным клеймом женщины-убийцы, которая спаслась с помощью технических формальностей, — сказал Мейсон. — Нет, ваша честь, я представляю обвиняемую, которая находится в моих руках. Я снимаю возражение. Продолжайте. Вызывайте присяжных обратно в суд. Пускай прокурор использует свои подтверждения, а потом проиграет эту магнитофонную запись присяжным.

— Это меня устраивает, — торжествующе сказал Гамильтон Бюргер.

— Я не думаю, что вы имеете право делать это, — сказал судья Эшхерст.

— Как адвокат, представляющий интересы обвиняемой, я имею право вести дело так, как мне представляется подходящим, — ответил ему Мейсон.

— Но вы сами имеете прямую заинтересованность в этом деле, мистер Мейсон. Я сожалею, что приходится подчеркивать это вам, но вы сами замешаны в этом деле. И здесь, конечно, есть естественный соблазн, чтобы… чтобы… Высокий суд едва не сказал «спасти вашу собственную шкуру», но это слишком уж сильное выражение.

— Да пускай это так и будет. Давайте предположим, что я пытаюсь спасти свою собственную шкуру. Тем не менее я намерен разобраться в этой проблеме во всеоружии, прямо здесь и сейчас. Обвиняемая не хочет жить всю жизнь, опозоренная тем, что убила своего благодетеля и воспользовалась технической формальностью, чтобы избежать правосудия. Давайте разберемся в этом.

— Обвинение принимает эту ситуацию, — с энтузиазмом сказал Гамильтон Бюргер. — Ваша честь, возражение снято, и я чувствую, что высокому суду нечего постановить.

— Это возражение снимается только в той степени, — сказал Мейсон, — в которой вы собираетесь представить эти патроны от дробовика и бутылочку, содержащую яд.