Золотой браслет. Тигролов. Гаспар Гаучо. - Майн Рид

для него самая завидная. Он не мог бы ни прозябать среди сиуксов, ни возвратиться в нашу среду… Какая жалость, что этот прекрасный малый, такой храбрый, такой способный… пошел по ложной дороге…

— Да, несколько бы таких, как он, офицеров, и наша армия стала бы лучшей в мире. Как вы полагаете: его никто не узнал?

— Никто, я в этом уверен. Во-первых, боевая окраска изменила его лицо, а во-вторых, ведь только мы двое и знаем его. Кто может вообразить, что вождь индейцев Золотой Браслет — бывший кадет Вест-Пойнта?

— Это, в самом деле, очень неожиданно; а кстати: вы непременно должны позволить мне рассказать его историю в «Геральде».

— Нет, любезный Мэггер, пожалуйста, не говорите мне об этом. Ведь кому же, как не ему да Красной Стреле, обязаны мы тем, что остались в живых? Без его вмешательства с нами тогда покончили бы задолго до урагана, который помог нам скрыться. Если бы мы были уверены, что он умер, ну, тогда другое дело, но это вовсе не достоверно. Эвану Рою, быть может, удалось возвратить его к жизни. Надо сохранить его тайну. Для нас это долг чести.

— Согласен с вами, но и вы сознайтесь же, что большей услуги Мак Дайармиду и вам не может оказать ни один завзятый журналист; как-то: сохранить втайне такую любопытную новость.

— Ценю жертву по достоинству, будьте в том уверены, — сказал, улыбаясь, Армстронг.

— Вот что, постарайтесь-ка хорошенько отдохнуть за эту ночь, — сказал Мэггер, поднимаясь. — Доктор говорил, что рана ваша не опасна, а полковник готовит вам самую чудодейственную перевязку: о подвигах ваших дать в приказе по отряду.

Корнелиус поторопился уйти, чтобы не быть застигнутым.

— Да, отличные новости! — говорил он сам с собой в своей палатке. — Вот так история! Армстронг и Мэггер знают вождя Золотой Браслет. Надо бы их вывести на чистую воду.

19. ПАРТИЯ НА БИЛЬЯРДЕ

Наступил канун Рождества. Прошло уже два месяца с тех пор, как Корнелиус Ван Дик, из-за единодушного осуждения, выраженного обществом офицеров, принужден был подать в отставку. Желая сколько-нибудь утешить себя, он бросился во все тяжкие и наслаждался всеми удовольствиями, какие только представлял Нью-Йорк человеку со средствами и без определенных занятий.

В этот вечер Ван Дик был в итальянской опере и, не успел он усесться на своем обычном месте в партере, как увидел во втором ряду полковника Сент-Ора, прибывшего с женой в Нью-Йорк. Голова полковника испугала отставного поручика более, чем голова медузы Горгоны, и он поспешил скрыться. Его всюду преследовала краткая надпись, сделанная полковником на прошении Ван Дика об отставке. Эта надпись гласила: «Настоятельно прошу министра: армия много выиграет от немедленного увольнения этого офицера. Сент-Ор». Достаточно было увидеть полковника, чтобы приведенные выше слова так явственно привиделись Ван Дику, словно были начертаны на театральном занавесе.

Покидая оперу, он говорил про себя:

«Делать нечего, в ближайшем кафе можно сыграть партию на бильярде».

Он стал искать партнера, как вдруг слух его был поражен звуками знакомого голоса, говорившего:

— Дорогой Мэггер, вы должны дать мне по крайней мере двадцать пять очков вперед. Вы знаете, что у нас в крепости нет бильярда, и у меня не было возможности набить себе руку.

Толстяк, произносивший эти слова, был не кто иной как капитан Штрикер. Он знал историю Корнелиуса, — значит, надо было поспешить и отсюда. К тому же специальный корреспондент пристально и не особенно любезно смотрел ему в глаза. Корнелиус знал Марка Мэггера в лицо; он читал его знаменитую заметку в три столбца под заманчивым заголовком: «Медведь-на-задних-лапах. Военный совет в лагере сиуксов. Подробный отчет специального корреспондента «Геральда». Он читал также повествование о подвигах Армстронга и своих двусмысленных похождениях, и, конечно, не имел ни малейшего желания вспоминать теперь свои неприятности.

Итак, он собрался еще раз улизнуть, как вдруг почувствовал, что кто-то положил ему на плечо руку и тихо и серьезно сказал:

— Наконец-то я встретил вас, господин Ван Дик…

Бывший поручик быстро повернулся и очутился перед высоким молодым человеком, которого он, казалось, где-то видел, но узнать обладателя этих черных глаз и бледного лица с иронической улыбкой на тонких губах он не мог.

Незнакомец был щегольски одет, без той пестроты, которая всегда выдает человека смешанной крови, каковым он несомненно был: ни массивной цепочки на жилете, ни брильянта на галстуке, ни колец на пальцах, — прекрасно сшитый сюртук, безукоризненные перчатки, — так что Корнелиус, несмотря на все желание, не имел бы, к чему придраться.

Было, между тем, что-то такое в лице незнакомца, что сильно не понравилось Ван Дику и исключало желание с его стороны побеседовать с ним, и он решился прибегнуть к средству, не раз ему удававшемуся.

— Я не имею чести вас знать, милостивый государь, — сказал он, поворачиваясь к выходу.

Но в ту же минуту Ван Дик почувствовал, что его держат.

— Однако коротка же у вас память, господин Ван Дик! — сказал Мак Дайармид.

Наконец-то он встретил человека, которого ненавидел и искал уже три года.

— Я-то вас знаю! — прибавил он многозначительно.

Он говорил хладнокровно, и улыбка не сходила с его уст; тем не менее отставной поручик почуял в воздухе грозу.

Впрочем, надо заметить, что в этот раз недоумение Ван Дика было искренним. Ведь он всего два раза в жизни встречался с Мак Дайармидом: первый раз — в Вест-Пойнте, когда увидел его кадетом с запретной сигарой во рту, и второй раз — в боевом костюме вождя в тот несчастный момент, когда он, Корнелиус, улепетывал во все лопатки от Золотого Браслета и, конечно, был лишен возможности как следует его разглядеть.