Дом горячих сердец - Оливия Вильденштейн

будто пытается проморгаться.

— Твой партнёр, должно быть, очень опечален.

Я пожимаю плечами.

— Он уже обручен с другой женщиной, так что он уже оправился.

Её голова резко подается назад.

— Если он ворон, то это невозможно.

Мне требуется мгновение, чтобы осознать, что раз уж я наполовину ворон, то меня могли соединить с кем-то, кто им не является.

— Он не ворон?

Я хочу, чтобы она перестала меня допрашивать, иначе она поймёт, в чьё сознание я проникла.

— Ифа, пока мы ждём Сибиллу и ужин, не могла бы ты поучить меня своему языку?

Её ноздри неожиданно раздуваются, и я решаю, что она сложила два и два. Ведь я призналась, что он недавно обручился. Но затем её губы изгибаются в улыбке.

— Почту за честь обучить тебя языку воронов.

И хотя я испытываю облегчение из-за того, что она не догадалась, каждый следующий удар моего сердца звучит глуше предыдущего. Я отворачиваюсь, пока она не заметила ту странную перемену, которая во мне произошла.

Зайдя в шкаф, отделяющий ванную от спальни, я спрашиваю:

— Как будет «платье»?

— Dréasich.

— «Дриси», — повторяю я, проведя пальцем по платью кораллового цвета, с облегающим корсетом и атласной юбкой в складочку.

Не слишком ли это для ужина в компании бунтарей? Я оглядываю другие вешалки. Не считая одного довольно простого платья цвета серого камня, вся одежда выглядит слишком нарядной.

Когда я снимаю с вешалки коралловое платье, а затем достаю нижнее белье, Ифа выходит в спальню и закрывает дверь, чтобы оставить меня одну. Я облачаюсь в шёлк и благодарю Сиб за то, что она потратилась на такое изысканное бельё, после чего приподнимаю платье и выворачиваю руки, чтобы дотянуться до всех крючков и петелек.

Неожиданно я вспоминаю о том, как Лоркан помог мне надеть платье, в котором я поехала в Тареспагию, о призрачных пальцах, ласкающих мою кожу, и моё лицо снова покрывает румянец.

Мне надо выбросить этого мужчину из своей головы, пока моё тело — опять — не перенеслось к нему. А не то он начнёт думать, что я хочу быть с ним, тогда как это далеко не так.

— Как будет «туфли»? — кричу я.

— Bròg.

— «Брог».

Я слышу, как Ифа начинает что-то искать, когда вдеваю последний крючок.

— Я нашла ручку и бумагу. Думаю, тебе поможет, если ты увидишь, как пишутся эти слова.

Я приподнимаю лиф, который чудесным образом подчеркивает мою скромную грудь, а затем выбираю пару серебристых туфель — «брог».

Я выхожу из ванной и направляюсь в небольшую жилую зону, где сидит Ифа с бумагой, чернильницей и перьевой ручкой. Она написала два слова на листе бумаге — наверное, те, которым она меня только что научила, хотя они выглядят совсем не так, как я начертила их у себя в голове.

— Как пишется моё имя?

Я с облегчением вздыхаю, когда оказывается, что моё имя пишется так же, как я всегда его писала, но затем я оказываюсь шокирована тем, что «Бэннок» пишется как «Báeinach».

— А имя моего отца?

Оказывается, что имя «Кахол» пишется как «Cathal», а имя его брата, «Киан», как «Cian». Я прошу её написать её собственное имя, и с удивлением обнаруживаю, что оно пишется не так, как произносится. Я прошу её написать полное имя Лоркана. В его имени нет надбуквенных знаков, а вот в его фамилии полно букв, которые не совпадают с тем, как я её произношу.

— А Морргот?

Она записывает это слово, и я слежу за каждой чернильной завитушкой и чёрточкой, приподняв брови и затаив дыхание.

Я никогда ещё не учила иностранный язык с таким увлечением.

— Язык воронов непростой.

— Né. Непростой.

Минуты растягиваются в часы, за время которых Ифа пополняет мой ограниченный словарный запас языка воронов, а я дополняю её базовые знания люсинского языка. Я так увлечена уроком, что не слышу, как моя дверь со скрипом открывается. Но это слышит Ифа. Она резко встает, и её начинает окутывать тёмный дым ещё до того, как Джиана переступает порог.

При виде сестры Сиб всё моё воодушевление улетучивается. И прежде, чем она успевает сказать «привет», я спрашиваю:

— Как ты могла не сказать мне о том, что мама и бабушка на Шаббе, Джиа? Я вернулась только ради них.

— Ты вернулась ради себя, Фэллон.

Я не встаю, но отодвигаюсь назад на стуле и скрещиваю руки.

— Это несправедливо. И это неправда.

— Ты планируешь помогать в Раксе? Потому что если твой ответ «да», то тебе придётся снять платье принцессы.

— Это платье выбрала твоя сестра.

— Моя сестра тоже не должна здесь находиться, Фэллон. Она не создана для того, что делаем мы с Антони. Хорошо, что Фибусу хватило ума остаться.

— Фибус приехал со мной.

— И где он?

— Я отправила его назад, потому что не хотела, чтобы ему причинили вред.

Она проводит руками по лицу. Её ногти поломаны, а пальцы измазаны серой грязью, которую она переносит на щёки своего угловатого лица.

— Тебе следовало отправить назад и себя.

— Почему ты так враждебно настроена?

— Потому что мне не всё равно, Фэл. Мне не всё равно на твою жизнь. Мне не всё равно на нашу борьбу. Я хочу, чтобы Люс стал королевством, где у каждого будет доступ к чему угодно. Где людей не будут заставлять подстригать волосы. Где к людям не будут относиться хуже, чем к свиньям. И где магию можно будет использовать без ограничений, независимо от формы ушей.

— Я хочу того же.

Она вздыхает.

— Я знаю, но твоё пребывание здесь делает нас ещё более лёгкой мишенью. Отряд эльфов, который толпится у нашей входной двери, стал ещё больше. Количество солдат, проверяющих наши лодки и сопровождающих нас по каналам, удвоилось.

Она сжимает губы и украдкой смотрит на Ифу.

— Не говоря уже о том, что теперь среди нас есть ворон, а воронам запрещено появляться в Люсе, за исключением Лоркана. Если Ифу обнаружат, кто знает, с какими ещё претензиями они на нас обрушатся.

Она вскидывает руки.

— Зная Таво, он, вероятно, выставит стражу внутри нашего дома, и тем самым испортит всё.

— Лор этого не допустит.

— Лор не управляет всем Люсом, долча.

Последнее пророчество Бронвен эхом раздаётся у меня в голове, и мои руки покрываются мурашками. До этого не дойдёт.

— Мои штаны высохнут только завтра.

— Я одолжу тебе свои.

— Ужин гото… О, привет, Джиа.

Сибилла проходит мимо своей сестры, шурша бирюзовым фатиновым платьем, при виде которого Джиана поджимает губы.

— Сколько золота ты потратила на платья?

Она закатывает свои