Спанки - Кристофер Фаулер

— Счет? Но ты никогда даже не заикался ни о какой плате. И в какой валюте его следует оплатить? В фунтах? Долларах? Йенах?

— Нет, подсчет велся не в монетарных единицах. Наличные я не принимаю. Но ты не волнуйся, у тебя есть целых семь дней, чтобы полностью расплатиться со мной.

Я определенно ничего не понимал. Разве Спанки не говорил, что делает все это исключительно из удовольствия, ну, или что-то в этом роде? Мне очень хотелось вспомнить подробности той нашей беседы.

— Извини, Мартин, но я не вполне понимаю твою позицию. — Спанки ходил взад-вперед вдоль кухонного стола, от недоумения даже прищурив левый глаз. — Неужели. ты в самом деле думаешь, что можешь получить что-то просто за так? За красивые глаза никто и никому ничего не делает, это тебе должен был бы подсказать здравый смысл.

— Но ты же сказал, что хотел помочь мне!

— Так оно и есть. Я действительно хотел тебе помочь.

— Так почему же сейчас требуешь за это плату?

— Мартин, я просто продал тебе свои услуги, свой самый ходовой товар, хотя при этом искренне желал помочь тебе. Разве не может человек, обитающий в собственной квартире, помочь бездомному?

— Да хватит тебе! Теперь-то я понимаю, что ты всего лишь заурядный обманщик и фокусник. Ты самовольно вторгся в мою жизнь, наплел весь этот вздор насчет даэмонов, перевернул вверх дном все, что меня окружало, а теперь требуешь еще какой-то оплаты?

— Ну что ж, ты действительно немного залез в долги, но ведь это дело поправимое.

Я снова начинал испытывать вроде бы уже окончательно забытое противное чувство, когда в желудке словно что-то медленно вращается. Я верил ему, и подобные вещи, если, конечно, он говорил все это всерьез, не могли не травмировать меня. Впрочем, стоя на лестничной площадке в одном банном халате и споря с неким субъектом, который в действительности не существовал, я окончательно осознал, что ничего подобного со мной не приключилось бы, если бы Спанки не заставил меня поверить в то, что он является неким сверхъестественным существом.

Я снова и снова спрашивал себя, как же ему удалось добиться этого. Как он создавал подобные иллюзии?

Впрочем, это под силу любому грамотному гипнотизеру. Он был всего лишь мошенником, самым обыкновенным плутом. Вычислил меня как относительно легко внушаемого типа, а затем стал манипулировать мною, пользуясь моей психологической слабостью, пока я окончательно не подчинился его воле. Я готов был сгореть со стыда за свою глупую доверчивость.

Но, с другой стороны, если речь идет действительно о каком-то сложном трюке, то какую реальную пользу он рассчитывал с его помощью извлечь? Неужели Спанки (или как там его звали на самом деле) всерьез надеялся, что я перепишу свой банковский счет на его имя? Чего он вообще добивался? Ведь он никогда не просил меня ни о чем, кроме доверия. По крайней мере, прежде.

Определенно все это было лишено какого бы то ни было смысла.

— Не волнуйся, Мартин, смысл появится, но лишь тогда, когда ты окончательно перестанешь сомневаться во мне.

Опять фокус с чтением мыслей. Как же осточертел мне весь этот идиотизм!

— Однажды заручившись твоим доверием, мне не составило бы никакого труда солгать тебе, — продолжал он, отвечая на мои невысказанные мысли, — но какая от этого польза? Я предложил тебе кое-какие услуги, и ты охотно их принял.

— Но ты никогда не говорил ни о какой оплате, — снова напомнил я.

— Мартин, ну неужели можно быть столь наивным? Во все времена и у всех народов незыблемым был один-единственный принцип: за все надо платить. В природе попросту не существует таких понятий, как бесплатный ленч или бесплатный совет, бесплатная безмятежность или бесплатное счастье. Всему есть своя цена, Мартин. Всему! Причем в глубине души ты и сам всегда это понимал. И тот, кто станет утверждать обратное, — лжец.

Он сложил листок и сунул его в карман моего халата.

— Так что я не открыл тебе ничего такого, чего бы ты сам не знал и без меня. Впрочем, не особенно переживай насчет этого клочка бумаги. Это никакой не счет, просто я зафиксировал некоторые факты в привычной для тебя форме, вот все.

Я чувствовал, что теперь он уже беспрепятственно читает мои мысли, и мне не оставалось ничего иного, кроме как подыгрывать ему. Мне хотелось обдумать какие-то пути выхода из этой идиотской ситуации, однако я опасался обнаружить перед ним свои мысли.

— Но если не деньгами, то каким способом я смогу компенсировать твои затраты? Каковы условия платежа?

Спанки прижал ребро ладони к основанию носа и стал водить им вверх-вниз, явно пытаясь таким образом скрыть от меня свою ехидную ухмылку.

— Да, это, пожалуй, самое главное. Составляя представленный тебе счет, я старался с максимальной точностью отразить в нем все потребовавшиеся затраты. Твои наличные — бумажные банкноты и металлические монеты — меня абсолютно не интересуют. Суть даэмонщины заключается в балансе: милосердия и страдания, добра и жестокости, равенства и подчинения. Благодаря мне ты обрел прекрасное состояние души, причем, возможно, я даже чуточку перестарался. И теперь я хочу, чтобы ты соответствующим образом вознаградил меня за это.

— Хватит пороть чушь. Говори, как я могу расплатиться.

— Ты вполне в состоянии погасить такую сумму, вопрос лишь в том, захочешь ли ты расстаться с деньгами. Как только в наших взаимоотношениях установится желанный баланс, твой долг будет считаться погашенным. Ну, теперь понял?

— Ты хочешь, чтобы я совершил какую-нибудь гадость?

— Мартин, ты меня понял? — На сей раз в голосе Спанки уже отчетливо слышался металл.

— Да.

— Я не прощу тебя, чтобы ты совершал ради меня какую-то гадость. Я прошу лишь помочь мне восстановить духовный баланс.

— И как же я могу это сделать?

— Очень просто, Мартин. От тебя требуется всего лишь отдать мне свою жизнь.

— Так, значит, ты мне все-таки солгал? Ты специально выбрал меня, чтобы затем прибрать к рукам мою душу...

— Прекрати болтать глупости. Я уже говорил тебе, что к твоей так называемой душе это не имеет никакого отношения. Речь идет о вполне конкретных вещах — плоти и крови. Кроме того, я ценю твою дружбу и никогда не причиню тебе никакого вреда. Вопрос стоит именно так: мне необходимо твое тело.

Он подошел к мраморной кухонной стойке и, подтянувшись, вспрыгнул на нее.

— Как-то раз ты спросил меня относительно моего человеческого обличья, мол, как я его обрел. Ну что ж, теперь я могу тебе объяснить. Того паренька звали Уильям Бомон, и он родился где-то в середине двадцатых годов. Его мать была театральной актрисой, отец — дипломатом, а вся эта дружная семья жила на Уигмор-стрит.

Сам Уильям служил клерком в одной компании, занимавшейся страхованием морского имущества. Работа эта была ему не по душе, однако она открывала перед молодым человеком неплохие перспективы по части карьеры. Лично ему больше всего на свете нравилось бродить по городам с мольбертом и акварельными красками, тогда как родители заставляли его пробивать себе дорогу в жизни и самому зарабатывать деньги. Однажды, в возрасте двадцати пяти лет, Уильям, переходя улицу, попал под лошадь.