Землетрясение в отдельно взятом дворе - Марианна Гончарова

Паша наш как ни в чем не бывало отдал команду своим: мол, пока можно оправиться и покурить. Солдатики отошли, а мальчик, который в очках — слышь! — книгу вытащил! И давай ее читать!!! (Все продумали!) С ледяным спокойствием Паша из маленького чемоданчика вытащил дрель. Спросил: можно? Ему в ответ сквозь смех: ага, ну давай, попробуй, и-хи-хи…

Паша общупал боковую стенку сейфа, нашел какую-то точку внизу и дрелью — конечно, с большими усилиями, два сверла сломались (но уже никто не смеялся, затихли все на тот момент умельцы) — сделал маленькие отверстия. И вдруг из этих вот отверстий стал сыпаться чистейший, белый как снег песочек. Сыпался, сыпался… Наверное, час сыпался, и все вокруг тупо стояли, затаив дыхание, и не могли поверить… А Паша потом своим скомандовал: мол, выноси! Эти четыре практически подростка взялись легонько за четыре угла и понесли сейф в абсолютной тишине мимо грузчиков, автокаров, тягача, подъемного крана. Понесли легонько, играючи. А тот мальчик, что в очках, еще и книжку под мышкой зажал свою. Вот смех. За углом погрузили сейф в машину и увезли.

Хорошо он встал, этот австрийский сейф, у Паши в прихожей. И запирался солидно, и коды Паше написали, как вводить, — ну а как же, все как надо, как обещано. Только одного Паша не предусмотрел — песок в сейф уже нельзя было засыпать назад для тяжести. Ну друзья воспользовались этим и подшутили — однажды уволокли сейф. Вместе с граппой.

А потому что нечего жмотиться, Паша! Граппа — объединяющий напиток, и нечего тут графьев изображать: глоточками, глоточками… Тьфу!

Страус — птица необычная. Шея как шланг. Сильные длинные ноги. Если сердится, вставит так, что мало не покажется. А сердится часто. И без повода. Зато глаза и ресницы — это совершенство. Они занимают практически всю страусиную голову, поэтому для мозгов там просто не хватает места. Рот его — от уха до уха, и когда он ходит и все разглядывает важно, то вид у него как у не очень умной, но хорошенькой барышни, которая скептически растянула губы, мол, живу как на скотном дворе, а сама принцесса. Словом, страусы красивые. Но на любителя. Ну вот, например, если кто любит, чтобы все у женщин тонкое, хрупкое, но основание большое, пышное и в перьях, то, значит, для них страус — это вообще. То есть чтоб без мозгов, но глаза, ресницы, длинные ноги, большая попа, тоже в эту же компанию. Так что красота страуса — дело вкуса.

Вообще-то его, страуса, научное название в переводе с греческого звучит как «воробей-верблюд». Ну? И каким интеллектом должно отличаться создание с такой внешностью, отсутствием мозгов, гигантским задом, склочным непредсказуемым характером и таким названием? Правильно. IQ — ноль. Абсолютный космический ноль. Зато обаяния — хоть отбавляй.

Ну вот. Есть у нас одно село. Вишенка. Как-то так случилось, что многие уехали за границу подработать, в основном женщины, да и мужиков много уехало. Местную ферму забросили и закрыли. Поля голландцы арендовали под рапс, своих рабочих и технику привозят. Работы в селе не осталось. И собрались как-то случайно все мужчины. На родительском собрании в школе. А потом, чтоб не расставаться, пошли в бар вместе, там посидели, обсудили учительницу новую, пришли к мнению, что удерет, точно удерет. А что? Окончила географический, а преподает и французский, и биологию, и физкультуру… Кто же это выдержит? Хотя, конечно, хорошенькая. Ну посидели, затосковали, кто сердится, кто горюет, по женам итальянским, значит. И тут встал один, самый смелый, предприимчивый, поскольку самый пьяный, мужичок Гаврылюк Павло Грыгоровыч, и говорит:

— А чего даром сидеть квасить? А ну давайте откроем свой бизнес?! Давайте откроем свое… что-нибудь?! О! Давайте откроем стрс… стрсиновую… стрси-инувую ферму. Жены наши из-за границы приедут, а у нас тут типа ферма-миллионер. А наши жены: «Ух ты, ну ни фига себе! Да, да?!» А мы им: «А что, между прочим, можно и тут, в родном оч… очтес… очетестве, хорошо зарабатывать. А не ехать на чужбину до итальянских этих… „феличитов“. Шо „не“?! Ну шо „не“?! Я так давно мечтаю!» А жена мне: зачем, мол, тебе эти страусы, зачем. Вон, куриц разводи. А з них же, з стра… страс-у-сов, и яйца, и перья, и пух, еще что-то, ну и много килограммов диетического выско-ко-усво-и-емого… мьяса!

Короче, когда все утром проспались, кто угрюмый совсем, кто повеселей, стали вспоминать, на что деньги вчера так активно собирали, и довольно много денег. Домой бегали, заначки выгребали. Кто-то вспомнил, кто-то и нет, но было поздно. Грыгоровыч, поправившись с утра, уже уехал в Умань — покупать страусят.

Ну что вам сказать? Хорошие люди там, в Умани, оказались, грамотные. Говорят, не спешите, возьмите самца и парочку-тройку самочек. Не спешите — это очень сложно, страусов разводить.

К вечеру привез Грыгоровыч страусят. Вся Вишенка — все село собралось смотреть. Все двадцать семь человек и учительница географии. А Грыгоровыч важничает: мол, я инструктаж прошел, теперь я буду у вас главный держатель пакетов.

— Это как же? — с подозрением спрашивают инвесторы.

— Страус, — размахивал Грыгоровыч указательным пальцем, — это единственная птица среди всех птиц, у кого есть мочевой пузырь!

— И чего? — испугались мужики. — И чего тогда делать?

— Страус, — продолжал Грыгоровыч, — это птица. Хотя и не летает. Потому что у ней киля нету.

— Чево-о-о-о? — опять спрашивают односельчане. — Чево нету?

— Киля! Ну киля! Как у самолетов. Вот вы мне скажите, самолет может летать без киля?

— Чево-о-о-о? — опять мужики спрашивают.

— Ничево! Ничево не может самолет без киля. Так и страус. Зато он бегает как марафонец. Как газанет — семьдесят километров в час, так на машине не догонишь.

— А чо ж… — скромно отводит взор Вася Белоброд. — А я бы смог. На мотоцикле.

— А че тебе мочь?! Ты кто тут вообще? Ты ж деньги не вносил, Вася. Так что наблюдай со стороны, — рассердились все, кто деньги внес. Хотя непонятно, на кого рассердились. То ли на невинного Васю, то ли на Грыгоровыча, то ли на самих страусов.

Поселили их у Грыгоровыча во дворе. Поскольку он был главным, он ведь уже по страусам стал специалист: знал, чем кормить, как поить, где держать. Не говоря уже про мочевой пузырь. Поэтому, как только начались дожди, все страусята приуныли, и две из трех самочек еще в подростковом возрасте приказали долго жить. А парочка осталась. И все село — все двадцать семь человек — каждое утро ходило на работу, то есть давало советы, как надо их общих страусов выращивать. Короче, всем колхозом поднимали Витю и Зину. Так их назвали. Витя и Зина.

Ну и как в кино.

Прошло. Три. Года.

Верней, два.

И тут весной страус Витя стал танцевать «Цыганочку». И все отводили стыдливо и мечтательно глаза, потому что это он так за Зиной ухаживал. Ну чисто «Цыганочка» с выходом: значит, усаживается на свои ноги длинные, как цыган на колени, голову закидывает и ну плечами трясти. То есть крыльями… Только по груди себя не лупит. А потом как вскинется, как побежит за Зиной. А Зина — дура — хохочет, юбками мотает, верней, перьями своими, и удирает, хохочет и удирает. А Витя бежит и рычит. Бежит и рычит. Ну честное слово, рычит, как тигр. Или там как собака. Носятся эти двое, чисто динозавры-рапторы, как в кино, ногами топают, рычат. Двор у Грыгоровыча небольшой, так они то в один конец двора, то в другой. А все, значит, вкладчики, инвесторы вишневские, держатели страусиных акций, стоят у забора и головами туда-сюда, туда-сюда, как на баскетболе.