Его считали подкаблучником - Владимир Колычев

Майор заглянул в гостиную и увидел журнальный столик перед диваном. На нем хрустальные бокалы, бутылка шампанского, распечатанная коробка конфет. Накидка на диване смята, но не скомкана. Если здесь и происходила борьба, то, скорее всего, не на смерть, а в удовольствие.

А что творилось в спальне?

Архаров сдал назад, по пути осмотрел шкаф, возле которого стоял, и в боковой стенке обнаружил отверстие, очень похожее на пулевое.

Это было еще не все. Он заметил, что зеркало в прихожей разбито. В центре паутины зияла небольшая дырочка, оставленная чем-то тяжелым и, скорее всего, металлическим.

Архаров заглянул в спальню, на кухню, на всякий случай осмотрел туалет и ванную. В доме, за некоторыми исключениями, порядок. Людей нет – ни живых, ни мертвых.

Он вышел в тамбур, где находился Бойков, и распорядился:

– Олег, звони Брагину, пусть подъезжает. И чем быстрей, тем лучше.

Архаров не стал возвращаться в квартиру. Он и без того наследил там. Общее представление майор получил, а подробностями пусть займутся эксперты.

Егор вышел на лестничную площадку, где под присмотром участкового томилась в ожидании хозяйка.

– Ольга Ивановна, боюсь, что в вашей квартире произошло убийство.

– Там труп?! – Она невольно подалась к двери.

Архаров попридержал ее, взяв за локоток:

– Нет, его уже вывезли.

– А кровь?

– Крови нет. Константина Дробова задушили днем двадцать девятого июня, а вывезли утром тридцатого, – вспомнив свою встречу с Надымовым и Порошиным, сказал Архаров и выразительно посмотрел на Бойкова, который подошел к нему: – Позвонил?

– Да, сейчас будут.

– Давай, Олег, по соседям. Кто что видел?

Егор почти не сомневался в том, что тело Дробова вывезли из этой квартиры. И драка тут была, и убийство. Но нельзя исключать и причастность Едыкина. Возможно, Дробов все-таки погиб в квартире бывшей жены.

– Ольга Ивановна, когда вы последний раз были здесь? – Архаров кивнул на открытую дверь.

– Я, конечно, иногда заезжаю, смотрю. Но в июне меня точно не было. В июле я…

– А Дробова когда в последний раз видели?

– В мае. Нет, в апреле. Я открыла дверь, а он вышел из комнаты. Нет, не набросился, но у нас произошел неприятный разговор. Я так поняла, квартирант был с женщиной. Ему не понравилось, что я вторглась.

– Вы поссорились? – спросил Архаров.

– Нет. – Женщина хлюпнула носом. – Он был прав. Заплатил за год, квартира в полном его распоряжении.

– Может, соседи звонили вам, жаловались?

– На что?

– Квартирант шумел. Например, двадцать девятого июня. Да и в ночь на тридцатое.

– Нет, никто не звонил.

…Надымов смотрел хмуро, исподлобья. Губы плотно сжаты, челюсти напряжены. Со стороны могло показаться, будто он усилием воли удерживает язык за зубами, хочет сказать пару ласковых, но голос разума заставляет его молчать.

– Я смотрю, вид у тебя усталый, – с едкой усмешкой сказал Архаров, глядя, как Надымов усаживается на стул.

– Нормально все.

– А мне кажется, что устал ты в нашем изоляторе сидеть. Может, в СИЗО тебя перевести? Пора уже.

– Эй, зачем в СИЗО? – встрепенулся Надымов. – Суд у меня скоро.

Суд мог изменить ему меру пресечения, а потом вынести условный приговор. На это Надымов и надеялся. Та же ситуация с Гороховым и с Тюленевым. Обвинение им всем предъявлено. Они могли дожидаться суда в камерах следственного изолятора, но Архаров нарочно держал их под рукой. Чтобы далеко не ходить.

Порошин сейчас, например, на свободе. Архаров отправил за ним наряд, но смогут ли его задержать? Хорошо, если он дома у Горохова, а не шатается где-то по Москве.

– Пока суд да дело. – Архаров щелкнул пальцем по пачке сигарет, которая лежала у него на столе. – Будешь?

– Нет! – Надымов скривился так, как будто ему предложили место в петушиной камере.

– А конфету?

– Чего?

– Правильно, курить – здоровью вредить. А сладкое – медленная смерть. Лучше спортом заняться. – Архаров нагнулся, играючи поднял и поставил на стол полуторапудовую гирю. – Узнаешь?

– Гиря с трупа. Я не при делах. Язык уже устал говорить.

– А почему гиря на трупе одна была?

– Я-то откуда знаю?

– Вот и я думаю, что ты сам этого понять не можешь. На балконе было две гири, а вы с Порошиным взяли только одну. Надо было все брать, а вы поленились. Потом спохватились, хотели вернуться, но испугались – плохая примета. Тем более в таком деле. По пути гипермаркет был, а там спортивный отдел. С деньгами у вас без проблем, поэтому вы решили штанговый диск прикупить. Но не повезло вам, ребята, на меня нарвались. Непруха, да? Надо было сразу две гири брать, а вы не догадались. Тогда не пришлось бы вам в магазин ехать. И на меня не нарвались бы. Утопили бы жмура потихонечку, и никаких проблем. Правильно, я говорю, да?

Архаров наблюдал за Надымовым и видел, какие эмоции блуждают в мимических лабиринтах его лица. И досада там, и сожаление, и злость. Хотел бы парень вернуться в прошлое и прихватить с балкона вторую гирю.

Ее нашли в квартире Михайловой. Ольга Ивановна сказала, что ее сын одно время увлекался гиревым спортом. Парень вырос, окончил военный институт, сейчас служил где-то на Дальнем Востоке. Гири так и лежали в его квартире на балконе. Одну забрали Надымов и Порошин, другую – Архаров.

– Да не было никакого жмура! Некого было топить!

– Не было трупа?

– Не было.

– Отрицаешь?

– Отрицаю!

– А то, что вторую гирю надо было брать, не отрицаешь?

– Может, и надо было… Эй, начальник, ты мне тут не впаривай! – спохватился Надымов. – Хватит меня путать! И вообще, где мой адвокат?

– Если хочешь, он будет ждать тебя в камере.

– Вот только не надо! – Надымов вспомнил о своей встрече с амбалом и сморщился.

– Кто из вас так тормознул с гирей, ты или Порошин? – спросил Архаров.

– Какая гиря? Не было ничего такого.

– Улица Свободы, дом двадцать три, квартира сорок шесть.

– Какая улица Свободы? – Голос у Надымова заметно дрогнул. – О чем разговор?

– О свободе разговор. О той самой, которая тебе не светит. А улица Свободы – это адрес квартиры, в которой был убит Константин Дробов.

– Не знаю ничего.

– Четко ты свое «не знаю» заучил. Только не верю я тебе, сладкоежка ты стоеросовая.

– Эй, начальник, за базаром следи!