Сицилия: Сладкий мед, горькие лимоны - Мэтью Форт

Мне удалось разыскать какой-то отель с рестораном, и я устремился в него, но лишь для того, чтобы получить от ворот поворот: стоявшая у дверей какая-то старая склочница выпроводила меня с видом вдовствующей герцогини, у которой бродяга попросил денег. Так что мне пришлось довольствоваться воспоминаниями о последней трапезе в Сакколино, когда мой изобретательный друг Фульвио потчевал меня своими экзотическими кушаньями — омлетом со шпинатом и томатами, макаронами пене с копченым сыром «Скаморца», с сырыми томатами и чили и телячьим эскалопом с большим количеством неуместных семян фенхеля, — и предвкушением предстоящего мне обет. Сказать по совести, это временное воздержание не должно было причинить моей фигуре никакого вреда. Речь шла скорее о нравственных страданиях, чем о физических. Последний раз я действительно голодал году в восьмидесятом.

И вот я буквально влетел в Модику.

Проведя несколько дней на возвышенности, в окружении бескрайних и живописных плоских ландшафтов, я испытал довольно сильный шок, когда стал стремительно спускаться (мне показалось — прямо в центр земли!) по убегавшей вниз дороге. То там, то тут мое зрение выхватывало разрозненные виды города, но я не был готов к восприятию всей картины. У меня родилось такое чувство, будто я попал в недра какой-то потерянной цивилизации, до сих пор пребывающей в состоянии расцвета.

На самом деле существовали две Модики: Верхняя — на вершине, над ущельем, которую я никогда по-настоящему не изучал, и Нижняя — в самом ущелье, куда вела дорога и которая сразу же покорила меня. Как и почти весь регион, эта часть города практически заново отстроена после разрушительного землетрясения 1693 года. Должно быть, восстановление шло очень быстро, результатом чего стала весьма привлекательная однородность. Я уже признавался, что барокко нельзя назвать моим любимым архитектурным стилем, но здешние здания в этом стиле отличались элегантностью и привлекательностью. Архитектура, скрывавшаяся под всеми украшениями, завитками и орнаментами, имела строгие классические пропорции и производила впечатление уравновешенности, противостоящей всеобщему легкомыслию.

Мое убогое описание не в силах — не уверен, что это вообще возможно, — передать фантастический дух Модики, то, как дома, ярус за ярусом, уступами, карабкаются по склонам крутого ущелья, создавая впечатление, будто один стоит на крыше другого, подобно карточным домикам; как вьются узкие, извивающиеся улочки и протягиваются пролеты крутых ступенек. Прежде, бывая в Модике, я всегда смотрел либо снизу на рыжевато-кремовые фасады стоящих наверху домов с их оконными и дверными фронтонами и балконами, покоящимися на резных подпорках или на фигурах животных, либо сверху на черепичные крыши того же цвета, что и фасады.

В Модике есть и свои достопримечательности. Путеводители рассказывают о соборе Сан-Джорджио, к которому ведет монументальная лестница из двухсот пятидесяти ступеней и который признан одним из самых прекрасных барочных соборов Италии. Я считаю его красивым зданием, но предпочтение отдаю собору в Кальтаниссетте. Странно, но бледно-синий с золотом интерьер напомнил мне синагогу в Казале Монферрато на севере Италии. Мое внимание скорее привлекали менее знаменитые достопримечательности Модики, а их было немало: симпатичный дверной проем на Виа-де-Лева; красивое безымянное здание, окна которого на разных этажах отражают норманнское и арабское влияния на сицилийскую архитектуру, и огромное здание в стиле ар-деко, похожее на монументальный гараж, изогнутую крышу которого увенчивали четыре огромные гримасничающие головы. Все это производило весьма странное впечатление.

И по своему настроению Модика тоже контрастировала с нервозностью Катании, с красотой забитой туристами Сиракузы и с эгоизмом Ното. Ее барочная красота поразила меня не больше, чем виды Ното, но она была менее грандиозной, не такой подавляющей и лучше гармонирующей с каждодневной жизнью. Люди жили в этих зданиях и содержали их в состоянии, которое вызывало восхищение. Более того, в городе не чувствовалось никакого напряжения. Это было благопристойное место, населенное благопристойными людьми, которым жизнь здесь доставляла удовольствие, такими как мужчина-жестянщик или мужчина, вязавший корзины и мастеривший резные свистки, или женщина, державшая булочную. Проходя мимо одной нарядной открытой двери, я услышал музыку. Зал глянув внутрь, я увидел группу детей от восьми до двенадцати лет, с серьезным видом игравших на разных инструментах под руководством крупного мужчины, внимательно вслушивавшегося в извлекаемые ими звуки.

— Я уехал отсюда, когда был подростком, — рассказывал мужчина, оформлявший мое вселение в отель. — Где я только не работал! Мне здорово повезло. А потом я женился, и мы решили, что пора возвращаться домой. Теперь я снова счастлив.

* * *

В Модике обнаружилась не только прекрасная архитектура, но и не менее замечательная еда, и одним из ее гастрономических деликатесов я бы назвал местный шоколад. Пройти мимо баров и магазинов было невозможно: его предлагали всюду — vero (настоящий), artigianale (домашний), originale (особенный).

Меня предупредили, что если я хочу попробовать настоящий, подлинный, аутентичный шоколад, то мне нужно съездить в хозяйство Бонаюто, туда, где он производится. Я застал Паоло Руту, сына владельцев предприятия, в волнении. На его столе громоздились горы папок, бумаг, журналов, компьютерных дисков и прочих офисных принадлежностей. Вероятно, в этом хаосе просматривался какой-то свой внутренний порядок, не доступный постороннему глазу, потому что после непродолжительных энергичных раскопок он без труда находил то, что искал, в данном случае — письмо.

Причина, по которой Паоло Рута находился в таком возбужденном состоянии, вскоре прояснилась: он получил письмо от изготовителя шоколада из Испании, из Барселоны. Оказывается — Паоло Рута показал мне это письмо, — испанский производитель шоколада пришел к выводу о том, что он и предприятие семейства Рута производят шоколад по одному и тому же рецепту, включая измельчение сырых какао-бобов тем же самым способом, которым пользовались ацтеки в шестнадцатом веке, когда испанцы впервые добрались до Америки.

Нет ничего удивительного в том, что Колумбу и другим храбрым испанским мореплавателям не терпелось поделиться результатами своих открытий с оставшимися на родине патронами, и вскоре шоколад распространился по всей Испанской империи, в состав которой входила тогда и Сицилия. Модика была вотчиной испанской семьи Кабрера, которая и отстроила ее после землетрясения 1693 года. Так что, возможно, нет ничего удивительного, что испанский отправитель письма использовал тот же самый рецепт.

Паоло Рута объяснил мне, что секрет его шоколада заключается в температурном режиме. Какао расплавляют при 50 °C, а это очень низкая температура, и весь сахар не успевает полностью расплавиться. Такая технологическая особенность означает, что специи, используемые для придания шоколаду особого аромата — ваниль, корицу, чили и другие, — можно добавлять в самом начале процесса, не опасаясь, что они разрушатся при нагревании. Вкусовые качества шоколада таковы, что к нему быстро привыкают. Он хрустит, имеет тонкогранулированную структуру, и это, на мой взгляд, его безусловное достоинство.