При реках Вавилонских - Нельсон Демилль

– Ценю твои старания облегчить мне самоубийство.

– Здесь более пятидесяти человек…

– Знаю. Да, я пойду. Но только после того, как осмотрюсь днем. Двинусь завтра в сумерки.

– Так долго мы можем и не продержаться.

– Ожидание хуже всего. У меня будет больше шансов на успех. Если пойду сегодня ночью, то только напрасно погибну. Этого мне не хотелось бы. Я должен справиться.

– Разумеется.

* * *

Попыхивая трубкой, к ним направлялся Исаак Берг. Он еле переставлял ноги, как человек, только что закончивший неприятную работу.

Хоснер и Добкин пошли ему навстречу.

– Заговорил?

– Все начинают говорить.

Хоснер кивнул:

– Он?..

– О нет. Жив. На самом деле мне не пришлось налегать на него слишком сильно. Парень был готов расколоться.

– Почему?

– Все они такие. Вот Добкин тебе расскажет. Да ты и сам видел в Рамле. Бравада, шок, страх. Странная смесь. – Некоторое время он задумчиво разглядывал свою трубку. – Я пообещал отправить его к приятелям.

Добкин покачал головой:

– Мы не можем. На войне свои правила. Тот, кто увидел зону обороны изнутри, не может быть отправлен обратно, пока не закончатся военные действия. Здесь эти правила действуют так же, как и везде.

– Ну что ж, – сказал Берг, – в нашем мире шпионов и секретных агентов поступают иначе. Я обещал. А ты можешь сделать исключение по медицинским показаниям. Кроме того, он не много видел. Стоит ли обрекать человека на смерть только потому, что у нас нет медицинской службы?

– Я подумаю, – пообещал Добкин.

Хоснер слушал, как они спорят. Это была не оживленная дискуссия, а всего лишь расхождение во взглядах относительно толкования правил. Берг по меньшей мере загадка, думал Хоснер. Сначала был готов замучить человека до смерти, а через минуту пытается спасти ему жизнь. А ведь если он отпустит араба к его соратникам, а те вернутся, захватят холм и возьмут в плен Берга, то уж постараются, чтобы враг умер медленно. На месте Берга, размышлял Хоснер, он бы убил парня и закопал поглубже. А Добкин – отличный солдат. Преданный, умный, даже изобретательный. Но действует строго в соответствии с уставом. Хоснеру надоел их спор.

– Все это не важно. Что он сказал?

Берг выбил трубку о каблук:

– Сказал? Он много чего сказал. Сказал, что зовут его Мухаммед Ассад и что он ашбал. Вы знаете это слово. «Тигренок» – сирота палестинец, оставшийся без семьи после войн с Израилем. Фактически их подразделение там, внизу, все состоит из ашбалов. Их растили палестинские партизанские организации. Теперь они выросли. И они не любят нас.

Добкин кивнул:

– Война оставляет свое наследство. Вот что плохо.

Он думал об этих ашбалах. Сколько он их повидал, оборванных беспризорных детей с ввалившимися глазами, рыдающих над телами родителей среди развалин арабских деревень? Война. Теперь все они выросли, эти юные жертвы. Они стали кошмаром, страшным сном, который воплощается в реальность при свете дня.

– Да, они очень не любят нас, – согласился Добкин.

– Совершенно верно, – сказал Берг. – Это опасные люди. Им внушили ненависть с того самого дня, как они научились что-то понимать. Они отвергают все обычные стандарты поведения. Ненависть к Израилю – религия их племени. – Он похлопал по карманам в поисках кисета с табаком. – Кроме того, их учили военному делу с тех пор, как они начали ходить. Это чертовски хорошо обученная группа.

– Сколько их? – спросил Добкин.

– Сто пятьдесят.

Все трое замолчали.

– Ты уверен? – поинтересовался Хоснер.

Берг кивнул.

– Откуда такая уверенность?

Берг улыбнулся:

– Это один из вопросов, на которые солдаты норовят дать уклончивый ответ, не так ли, Бен? Сколько их. Сначала он сказал пятьсот. Я на это не купился. Дошло до криков. Наконец мы поладили на ста пятидесяти.

– Тяжелое вооружение?

Берг отрицательно покачал головой:

– Они не ожидали сопротивления. Однако почти все вооружены «Калашниковыми».

– У них неподалеку должен быть базовый лагерь, – заметил Добкин.

– Он не так уж и близко. В пустыне Шамийя. На другом берегу Евфрата. Добрая сотня километров отсюда. Иракское правительство терпит существование лагеря по разным, очень знакомым нам причинам. Так или иначе, а они приехали сюда до паводка на грузовике. И с тех пор ждали приказа. Затем, несколько часов тому назад, прилетел Риш и вызвал их по рации. Остальное – история, очевидцами которой мы являемся.

– Риш главарь, я правильно понял? – спросил Хоснер.

– Именно так. А его заместитель, парень по имени Салем Хаммади, еще один старый знакомый. Фактически именно он занимается программой обучения и воспитания ашбалов. Риш, как вы знаете, и не палестинец, и не ашбал. Он иракец. Его деревня находится неподалеку. Некоторое время тому назад эти двое прибыли в расположение вооруженных формирований и начали отбирать сирот мужского и женского пола из разных лагерей. Примерно двадцать «тигрят» и «тигриц». Мухаммед говорит, что их несколько лет обучали в пустыне Шамийя для выполнения специальных заданий, которых, как им казалось, они уже и не дождутся.

– Они знали, для чего здесь находятся? – спросил Добкин.

– Им сказали, только когда наступил завершающий этап операции Риша. Была некоторая неясность насчет того, будет один «конкорд» или два. – Он помолчал, вспоминая борт «01». – Им сказали, что они будут держать нас здесь в заложниках по различным политическим причинам, некоторые не совсем ясны мистеру Мухаммеду Ассаду. Он признает, что они потрясены нашими шалостями. Подозреваю, психологически они не были готовы сражаться и терять людей. Собирались припугнуть пассажиров двух самолетов, битком набитых израильскими штатскими. А тут вдруг кого-то из их товарищей убили.

– Но это же отборное подразделение, – сказал Хоснер. – Ты сам говорил.

Берг покачал головой:

– Я не сказал, что это – отборное подразделение. Только сказал, что они хорошо обучены. Есть разница. Никто из них ни разу не участвовал в сражениях. – Он задумался. – Знаете, ведь не впервые сирот обучают с детства, чтобы сделать солдатами. Тому в истории множество примеров. И что? Они никогда не были ни хуже, ни лучше обычных призывников. На самом деле неоднократно оказывались гораздо хуже. Эти солдаты – сироты, как и любые дети из сиротского приюта, немного тупее своих сверстников, выросших в домашнем окружении. Я уверен, что ашбалы входят в ту же категорию. Они не могут быть очень хорошими солдатами. Им не хватает воображения, у них нет никаких личных целей в жизни. Недостает опыта – они знают только лагерную жизнь, – а их эмоциональное развитие заторможено. У «тигрят» имеется лишь смутное представление о том, за что они борются, так как у них нет дома за пределами казармы. Не сомневаюсь, они будут сражаться до последнего, чтобы защитить своих товарищей и свои лагеря, но у них нет никакого понятия о семье или стране. Всё становится зыбким, стоит им оказаться вне своих взводов, подразделений и рот. Есть еще дюжина других причин, почему они не становятся идеальными солдатами. Это видно по нашему юному другу Мухаммеду. – Он взглянул на Добкина: – Бен?