Пояс неверности - Александр Егоров

Таня, никогда не смогу отблагодарить ее за это. Она приходила по утрам, говорила: «Алешенька, проспал снова!» — А мы ведь и забыли, что надо вставать, куда-то ходить, в общеобразовательные учреждения например. Таня покупала нам молоко, хлеб и сигареты. Таня записала Алешу в кружок юных химиков. Через три года мы с Таней провожали его в швейцарскую школу, было удивительно холодно для сентября, лил дождь. «У него все будет в порядке», — пообещала мне Таня. Более десяти лет с того момента. Двенадцать.

Так вот, приезжает Алеша, мой мальчик. Надо приготовить комнату. Прикидываю мысленно, что за неделю нужно в обязательном порядке снять Ему новую квартиру, вывезти велотренажеры, коробки с обувью и костюмы от Пола Смита.

Милый мой молескинчик, сегодня дико сумасшедший день, как еще с ума не свихнулась, даже и не знаю, хотя, может, — уже свихнулась. Так, я сначала допишу историю Тониной измены, потому что уже решила, и потом — надеюсь немного собраться с мыслями, а то просто взрыв головного мозга наблюдается, реально!

Тоня, значит, встречалась со своим любовником, ему она ничего не рассказала про незапланированную беременность — ну вот не знаю, почему, не рассказала, и все. И они продолжали встречаться и весело трахаться, еще было тепло, бабье лето, и делать это можно было возле каждого куста. Тоня с любовником этим активно пользовались.

И как-то по приходе домой Тонин законный супруг вполне законно поинтересовался: а где же ты была, дорогая вполне беременная супруга, что же ты это так порядочно задержалась после рабочего дня? Беременная супруга ответила, честно заглядывая ему в горящие черные глаза, что задержалась на деловом ланче с представителем заказчика. Или Единого заказчика. Деловой ланч. Затянулся. Ресторан «Пушкинъ». Дорогое место.

А супруг-то возьми и поверни Тоню вокруг собственной супружеской оси, да и закричи на нее гневно: ага, представитель заказчика! Ага, ресторан «Пушкинъ», дорогое место! Хорошо! Прекрасно! Только почему у тебя вся кофта сзади в еловых иголках?!

Тоня пыталась пробормотать что-то насчет предварительной подготовки дорогого ресторана к Новому году, но получилось неубедительно.

В процессе тяжелого последующего разговора Тоня очень разволновалась, ей не нравилась роль падшей женщины и позора семьи, как называл ее теперь законный супруг, размахивая руками. Тоня даже немного разъярилась, она стала активно настаивать на том, чтобы супруг поменял свое мнение, причем незамедлительно. Поскольку слов бедной женщине не хватало, она воспользовалась более весомым орудием — разделочной доской из натурального бука, или дуба, или граба. Никогда не знаю, как называются деревья. И хватила своего законного супруга этой разделочной доской аккурат промеж глаз, как сказал бы Славка-водитель, он любит так говорить буквально обо всем. Проломила мужику голову, короче, Тоня, женщина средних лет с кудрявой головой и туловищем барашка. И проломила хорошо — супруг впал в кому, ему делали тридцать три трепанации черепа, потому что какая-то особо хрупкая косточка вонзилась ему в мозг, и тридцать три специальных нейрохирурга вынимали эту косточку и присобачивали на место.

Тоня тем временем то дежурила в реанимации, то моталась по милициям, где ее хотели привлечь за нанесение тяжкого вреда здоровью, но супруг пришел в себя и сказал милиции, что это он сам себя стукнул доской. Нет, конечно, он сказал что-то другое, например, что поскользнулся на банановой корке и упал. А Тоня обрадовалась, что ей не придется представать перед органами суда и прокуратуры, приготовилась спокойно вынашивать свой плод тайной любви, как супруг ей все это дело на фиг обломал.

Выглядывая из-под окровавленных бинтов, он пробормотал, задевая языком за сломанные зубы — зубы выломали, вставляя трубку в горло для дыхания:

— Если не вытравишь ублюдка, заявление перепишу…

Тоня ахнула, а как тут не ахнешь, когда к внутреннему своему младенцу, записанному законным супругом в ублюдки, она уже успела привязаться за пять лунных месяцев. Пять месяцев луна рисовалась на небе, меняя ежедневно очертания то узкой полоской серпа, то бодрой запятой. Пять месяцев в Тониной трудолюбивой матке образовывался из двух первоначальных клеток сложнейший организм и в чем-то венец природы. Да даже если и не пять.

Так вот, дорогой мой дневничок, грустная история, а веселых здесь не бывает.

— Что ты гонишь, — проорала со своей кровати как раз Тоня, — какой у тебя четвертый размер груди? Максимум третий, врушка!

Посмотрела, с кем это она так задорно разговаривает. Женщина в полосатой ночной рубашке на ближайшей к двери кровати покраснела и загородила растопыренными пальцами довольно-таки объемный бюст, может быть, действительно четвертого размера.

Еще приезжала Барыня. Я ей нереально обрадовалась, и вовсе даже не богатому продуктовому набору. Барыня сегодня была очень ласковая, еще добрее, чем во все остальные дни, привезла миндальных пирожных из знаменитого ресторана «Прага» и рассказывала даже немного про себя, у нее тоже когда-то родился младенец, а мужа к тому моменту уже «корова языком слизнула», и мне необходимо все-таки поговорить с «отцом ребенка», она берется поспособствовать и почти что гарантирует результат. Я неожиданным для самой себя несмелым голосом отвечала, что никаких разговоров ни с какими отцами я не хочу, во всяком случае — сейчас. Пусть я сначала поздоровею, решу все эти гадкие гинекологические вопросы, а уж потом можно будет и поговорить. Прекрасно воображаю себе реакцию Любимого на предполагаемый разговор со мной, даже если Барыня и выцепит его новый телефон или там адрес. Он пошлет меня подальше, и все. Нет, я не нужна ему со своими проблемами, зародышами, плохими анализами и прочим нездоровьем. Барыня внимательно слушала, не перебивала, а потом сказала.

Да, совсем забыла, дорогой дневничок, она сегодня была в новом пальто, такое прикольное пальто, черное, длинное, облегающее, как какая-нибудь перчатка, плюс огромный воротник лохматого меха, крашенный в фиолетовые цвета и немного в красный. Я даже спросила, что это за зверь такой, Барыня ответила задумчиво: енот. Заварила лично для меня чай из трав, я не люблю вообще-то такой, Ксюха бы сказала: пыль подмосковных дорог, но выпила, и ничего. Даже прикольно, чувствуешь, что как бы приносишь организму пользу каждым глотком. Но я бы предпочла черного, с сахаром и лимоном.

Рискнула спросить у нее, как сложилась судьба ее младенца, отца которого «корова языком слизнула», она рассмеялась и показала несколько фотографий в телефоне — на одной он просто стоит на каком-то мосту, а внизу город, а на второй — в полном врачебном обмундировании, хирургическом халате и смешной шапочке на голове. Барыня с большой гордостью поведала о том, что он вот уже почти три месяца работает хирургом в немецкой клинике, точнее, таким хирургом-стажером. Я спросила, а где он учился в России, закончил медицинский? Барыня немного нахмурилась, ответила не сразу, что он с тринадцати лет учится и живет в Германии, то есть сначала в Швейцарии, в частной школе, а потом — в Германии, это рядом, добавила она мимоходом. Удивилась, как это она любимого сыночка в нежном еще возрасте выставила из дому.