Звезды падают в небо - Марина Эльденберт

— Долго репетировали эту речь, эсса Ладэ?

— Часа три, — сказала я. — Но та, которую репетировала, все равно не пригодилась.

— Вот как. — Иртхан усмехнулся. — И о чем же вы хотели говорить изначально?

— Там было очень много пафоса, и больше половины я уже не помню. Я здорово переволновалась, если вы понимаете, о чем я.

— По вам не скажешь, что вы вообще волновались, — заметил иртхан.

Я пожала плечами, потому что под костюмом взмокла до последней ниточки. Кажется, по возвращении в отель этот костюм придется выжимать, но почувствовала это я только сейчас. После его слов.

И застыла.

За время молчания, которое Гранхарсен то ли нарочно выдерживал, то ли просто всерьез задумался, я успела изучить обстановку начальственного кабинета — стеллажи с наградами, голограммы благодарностей в рамках. Плотно прикрытые жалюзи солнце пыталось разогреть, но они только отливали серебристо-стальным блеском.

— Пожалуй, я с вами соглашусь, эсса Ладэ, — произнес отец Гроу.

Согласится?

Согласится?!

Это значит, что…

— Проблему в Лархарре можно решить одним звонком.

Сердце чудом не выскочило через макушку.

— И вы его сделаете?

— Сделаю. Если вы сделаете кое-что для меня.

— Я?! — Теперь уже мои брови чуть не выскочили со лба.

— Вы, эсса Ладэ. Вы должны расстаться с моим сыном.

А больше вы ничего не хотите?

К счастью, вслух я этого не спросила, точнее, спросила, но немного иначе:

— То есть вы предлагаете мне отказаться от наших с Джерманом отношений, а взамен позволите провести съемки в Лархарре?

— Именно так.

Да пошли вы.

Именно так.

Именно так и стоило сказать, вместо этого я отодвинулась и поднялась.

— Мне казалось, мы с вами друг друга поняли, местр Гранхарсен.

Он поднялся следом, и даже любезно подобранные Леоной каблуки не спасли: иртхан возвышался надо мной во весь свой могучий фервернский рост.

— Мне тоже так казалось, эсса Ладэ. А еще вы казались мне весьма здравомыслящей особой.

— Ой, ну это вам точно показалось. — Я махнула рукой. — Спросите у кого угодно, это не самая сильная моя сторона.

Наверное, я рехнулась, потому что действительно развернулась, чтобы уйти. Внутри меня рушилось все, что только могло: вся эта поездка, разговор с Гайером, данное ему и себе обещание, съемки в Лархарре. Рушилось, потому что я не захотела отказаться от Гроу и…

Я дошла до двери в какой-то странной прострации и уже потянулась к ручке, когда из-за спины донеслось:

— Подождите.

Я замерла.

И медленно обернулась.

— Чего? — уточнила я. — Новых деловых предложений в стиле последнего?

— Вернитесь, эсса Ладэ. — Гранхарсен кивнул мне на стул. — Я хочу вам кое-что рассказать.

Мне уже начинать бояться?

На стул я все-таки вернулась: деловые отношения — странная штука. Даже села и потянулась к кофе, но потом передумала, внутри у меня все мелко дрожало. Не хватало еще облиться или обляпать местрофернский стол. Или поставить чашку на блюдце с дребезжанием, выдавая внутреннюю трясучку.

— Джерман говорил о матери? — Иртхан опустился в кресло, тяжело надавив на подлокотники.

Я покачала головой.

— Она была чем-то похожа на вас. Такая же… дерзкая. — Подозреваю, что последнее слово он с ходу подобрал исключительно благодаря долгой практике и дипломатическим способностям. — Когда мы познакомились, я был очень молод. Гораздо моложе, чем сейчас Джерман, и она тоже была совсем юной. Именно это отчасти и послужило началом нашего романа. Молодость. В молодости все представляется иначе.

— Мне казалось, что возраст здесь ни при чем.

— Вам казалось. Я мог бы достичь гораздо больших высот на политическом поприще, если бы понял это сразу. Вместо этого долгие годы просидел в посольстве.

— Вам не нравилось в посольстве? — спросила я.

Иртхан приподнял брови.

— Вы меня не понимаете?

— Понимаю. Если вам не нравилось в посольстве, могли бы попробовать себя в юриспруденции или в области экономики.

— Вы издеваетесь?

— Нет. — Я пожала плечами. — Я так поняла, что вашу карьеру существенно тормозили ваши отношения с неиртханессой. Но если вы их начали…

— Я начал их исключительно потому, что в молодости обладал таким же нравом, как и мой сын. Я совершил ошибку, эсса Ладэ. Когда Лия оказалась беременна, стало понятно, что между нами ничего не может быть.

— Вот как.

— Именно так. — Он нахмурился. Любимая фраза у него, что ли? — Рано или поздно любого иртхана потянет к огню, и тогда никакие чувства не изменят силы звериного зова.

— Вы это поняли, когда она была беременна?

— Мы это поняли, эсса Ладэ. — Он сделал акцент на слове «мы». — Слишком поздно. Пламя, которое живет внутри нас, не поддается объяснению и укрощению. Можно всю жизнь уверять себя в обратном, но это всего лишь самообман. Ей тяжело было носить сына, и даже моя помощь не могла этого изменить. Но это всего лишь мелочь по сравнению с тем, что нам предстояло дальше.

Иртхан пристально посмотрел на меня и продолжил:

— Мы могли бы остаться вместе, не скрою. Могли бы, невзирая на все, но мы осознавали, что рано или поздно это закончится взаимными упреками. Рядом с ней мне всегда не хватало бы пламени. Рядом со мной она всегда бы чувствовала себя неполноценной. Мы разные, иртханы и люди. Этого не изменить. И если в порыве чувств это кажется незначительным, то потом обозначается все ярче. Выходит на первый план и мешает двигаться дальше. Джерман долго жил среди людей, но он всегда будет тянуться к огню. Когда вернется в Ферверн, он почувствует это особенно остро.

Трясучка у меня прошла, зато руки похолодели еще сильнее. Отец Гроу не сказал ничего такого, о чем я не думала бы сама. Точнее, думала я, конечно, не настолько упорядоченно, Гранхарсен просто все разложил по полочкам.

— Можно сколь угодно долго закрывать на это глаза, но ни к чему хорошему это не приведет.

— Не знаю. Лично я считаю, что Джерман — это хорошее.

— Не передергивайте, эсса Ладэ. Джерман — мой единственный сын, но в свое время мне пришлось принять очень непростое решение. Лие тоже.

— Вы заставили ее от него отказаться? Такими же методами, какими сейчас пытаетесь заставить это сделать меня?

У иртхана дернулся уголок губ.

— Лия прекрасно понимала, что рядом с ней у него нет будущего.