Мир, полный слез - Кит МакКарти

– Конечно! – выдохнул Сорвин. – Все это взаимосвязано, Фетр.

Она промолчала.

– Отправляйся к миссис Глисон, забери у нее чек и проверь его в банке. Я хочу знать всю финансовую историю Мойнигана.

– Да, сэр. – Фетр встала. – А вы чем будете заниматься?

– Надо все обдумать, – улыбнулся он.

Оставшись в одиночестве, Сорвин откинулся на спинку кресла, однако его уверенность после ухода Фетр несколько померкла. Он чувствовал, что от него что-то ускользает. Результаты судмедэкспертизы еще не поступили, зато он получил фотографии. Сорвин разложил их на столе и долго рассматривал. Через полчаса к нему зашел Джексон, который принес чай и печенье.

– Проблемы? – осведомился он. Сорвину порой казалось, что Джексон начал работать в полиции еще в те времена, когда Роберт Пиль[18]под стол пешком ходил, и что этим объясняется его не слишком почтительное отношение, однако он, несомненно, не был дураком. Возможно, лентяем, но определенно не дураком. Чай с печеньем превратился у них в своего рода ритуал за те три года, что Джексон служил в Ньюфорде.

– И да, и нет.

– Понятно, – дружелюбно кивнул Джексон. – Проблема есть, и ее нет.

Сорвин промолчал, но Джексон не обратил на это никакого внимания. После десятиминутной паузы инспектор бросил на стол фотографию, и Джексон, не дожидаясь приглашения, нагнулся и взял ее в руки.

– Что это?

– Это и есть проблема.

– А. – Джексон откусил кусок печенья, и на его униформу упали крошки. Сорвин отхлебнул чаю.

– Хочешь знать, что я думаю? – изрек наконец Джексон с набитым печеньем ртом.

Обычно Сорвина это не интересовало, и сейчас он рассеянно ответил «нет».

Однако Джексон был не из тех, кто легко обижается.

– Я думаю, этот тип – адвокат.

– А почему ты так думаешь? – без особого интереса осведомился Сорвин, размышляя о том, что Джексон почему-то всегда заваривает чересчур крепкий чай.

– Я видел такие галстуки. Он – член коллегии адвокатов.

И Джексон протянул фотографию обратно Сорвину, который поспешно схватил ее и принялся сверлить глазами.

– Черт, – прошептал он. Как он мог пропустить такое?

Джексон допил чай.

А Сорвин вдруг понял, что голова у него снова заработала. Хватило одного слова, и новые идеи хлынули как из рога изобилия. Причем самые разнообразные.

– Ну я пойду, – промолвил Джексон, вставая, но Сорвин ничего не ответил.

– Неплохо, – выдавил из себя Ламберт, даже не удосужившись придать радости своему голосу.

– Благодарю вас, сэр, – столь же сдержанно ответила Беверли.

Ламберт сухо кивнул и двинулся прочь. Беверли осталась стоять в гулком коридоре, глядя, как он удаляется с папкой под мышкой. В иерархии ее ценностей поздравления Ламберта занимали довольно низкое место и стояли чуть выше ампутации конечностей – в любом другом случае она предпочла бы пройти пару сотен километров по битому стеклу, лишь бы не сталкиваться с этим бездушным негодяем; и тем не менее в этот момент она почему-то испытала удовольствие от его похвалы. Ламберт давно ее ненавидел, и если он счел, что недавнее раскрытие ею дела о кредитных карточках заслуживает одобрения, то у нее были все основания полагать, что она может поставить крест на прошлом и начать продвижение по служебной лестнице.

Она развернулась и легким шагом двинулась в сторону ресторана.

На его месте когда-то была обычная столовая, но потом ее отремонтировали, пол застелили коврами, и ассортимент блюд стал куда более разнообразным, чем сосиски, жареная рыба и котлеты, которые подавались здесь прежде. Отдельный зал с низкими удобными диванами, расставленными вокруг низких кофейных столиков, усиливал впечатление «плюшевого» модернизма, хотя со временем на обивке появились потеки и следы от сигарет, а столешницы густо покрылись граффити.

Беверли опустилась на один из диванов и принялась грызть яблоко, купленное в буфете, однако оно, несмотря на свой привлекательный вид, оказалось ватным и безвкусным. Настроение из-за этого у нее сразу испортилось, и она глубоко вздохнула.

Ты всегда ориентируешься на внешний вид, когда дело касается удовольствий. Может, в этом и заключается твоя главная ошибка?

Она посмотрела на яблоко, лежавшее на столе, и увидела, что его мякоть уже успела покрыться рыжим налетом.

Дерьмо с позолотой.

Стал бы Айзенменгер исключением из этой длинной череды позолоченных ублюдков? Может, да. А может, и нет.

У нее зазвонил мобильник, и она поспешно вытащила его из сумки.

– Да?

– Беверли?

– Кто это?

– Сорвин. Эндрю Сорвин. Мы работали вместе несколько лет тому назад.

Конечно, она его помнила – трудно было забыть человека с такой фамилией. Он был высоким, довольно симпатичным и совершенно неопытным. Пытался ли он ее трахнуть? Ей хотелось думать, что да. К тому же у него были задатки толкового детектива.

– Да, помню, – осторожно ответила она, прекрасно понимая, что бывшие коллеги редко звонят из альтруистических побуждений; обычно такие звонки предвещали неприятности.

– Я теперь занимаю должность инспектора. В Вест-Мидлендсе.

Замечательно. Не хватало еще, чтобы какой-то прыщавый юнец обогнал ее в карьерном росте; опять какой-то крутой парень пронесется мимо по внешней полосе, а она будет кандыбать в своей развалюхе с перегревшимся двигателем и рассыпающейся подвеской.

– Браво!

Он расслышал сарказм в ее голосе, но не стал обращать на это внимание.

– Я тут занимаюсь одной странной историей, и она напомнила мне о старом деле, над которым мы работали вместе.

– Правда? – Она сменила сарказм на безразличие, чтобы скрыть любопытство. Зачем он звонил ей? Насколько она помнила, он был серьезным и вдумчивым человеком. И она находила эту серьезность очень трогательной, так как в прежние дни и сама была такой. Более того, как она припоминала, он вел себя необычайно тихо и застенчиво и она даже не сразу поняла, что он в нее влюблен. И лишь едкие и саркастические замечания коллег на какой-то пьянке, во время которой Сорвин, скорее всего, уже лежал под одеялом и пил горячее какао, заставили ее задуматься. Конечно, ей это польстило, как всегда льстило подобное внимание…

Польщенная дура.

При этой непрошеной мысли она презрительно фыркнула, пытаясь скрыть свою неуверенность, и продолжила слушать его рассказ. И когда до нее дошел смысл его слов, все ее равнодушие как рукой сняло.