Царский блицкриг. Боже, «попаданца» храни! - Герман Романов

Фридрих-Вильгельм выругался. Известие потрясло до глубины души, ведь начавшаяся война между турками и русскими, к его ужасу, была уже, по своей сути, закончена. Такого раньше он бы не смог представить даже в самом кошмарном сне.

— Проклятые византийцы!

Королю было ясно, что император Петр тщательно подготовил этот свой новый поход на Босфор, ибо от объявления войны до захвата приморских крепостей в Болгарии прошли не месяцы или недели — в лучшем для русских случае, а считаные часы. Ведь агент сообщил, что с торговых кораблей, зашедших в Варну, был высажен десант, и тут же на море появился флот адмирала Ушакова.

Нет, «любезный друг Петер» не нарушил ни одного закона, только начинать вот так войну никому раньше не приходило в голову. И только подумав об этом, Фридрих-Вильгельм непроизвольно вздрогнул, накатил липкий страх, который был тут же смыт волной ледяного ужаса.

— Это Като… Только женское коварство может такое измыслить. И в один прекрасный для них день я тоже окажусь в подобной ситуации, как эти несчастные османы.

Король возбужденно дернулся с кресла и чуть ли не мгновенно, словно не было нездоровой тучности, вскочил. Быстро прошелся по кабинету — мысли перестали лихорадочно скакать, а плавно потекли, как речная вода, преодолевшая крутые пороги.

— Ничего тут не поделаешь! Османов придется списать, свои проливы они потеряли, а вырвать их из когтей русского орла — занятие бесперспективное и затратное. Да и не нужны они мне! Это пусть Вена убивается…

Фридрих-Вильгельм неожиданно успокоился. Мысль, пришедшая ему в голову, оказалась ослепительной — зачем тягаться с Петром, не лучше ли воспользоваться плодами его победы?!

— А ведь дело может выгореть к нашей пользе, — пробормотал король, уже тщательно прикидывая возможные варианты такого сотрудничества.

Что нужно объединить все германские земли именно под эгидой Пруссии, но никак не Австрии, об этом ему уши прожужжал еще венценосный дядюшка.

Теперь пора настала! Вена не смирится с переходом Проливов к русским. И с тем, что те пытаются подгрести под себя Балканы с их православным населением, находящимся под турецким владычеством, — сербами, болгарами и прочими народами.

— Подбить брата Франца на драку и ударить его в спину, — король прищурил глаза от удовольствия.

Впервые за столь неприятный день он испытал ласкающее душу наслаждение. О дружбе с русским ему говорил дядя, хотя и сквозь зубы. Что ж, настала пора выполнить его завет. Это даст возможность занять два самых значимых германских королевства — Саксонское и Баварское, и вряд ли «друг Петер» будет возражать.

— Может, вступить с ним союз, подобно датскому?

Фридрих-Вильгельм задумался. Мысль показалась ему здравой. В таком альянсе, даже занимая второе место, Пруссия может немало заиметь. Еще как немало. И главный противник, стоящий тут преградой, не Россия, а венцы.

— Надо только все хорошо обдумать, — решил король и, повеселевший, с удовольствием уселся в кресло. — А еще завтра нужно пригласить русского посла и поздравить его императора со взятием Константинополя…

Фридрих-Вильгельм принялся загибать пальцы, высчитывая дни, что должны быть потребны русским для выхода на берега Босфора. Так и так выходило, что их Суворов уже моет свои грязные сапоги в проливе, этот вояка всегда торопится, так же как и генерал Блюхер, только тот намного моложе. Да и веса он не имеет в прусской армии — молод еще, только за пятидесятилетний рубеж перешагнул, в Семилетнюю войну офицером не дрался, ибо тогда еще мальчишкой был, юнкером…

Дробный смех вырвался из груди, заколыхав обширное чрево. Король смеялся заразительно, вытирая выступившие слезы платком. И тихо, давясь смехом, произнес:

— Представляю лицо своего братца, когда ему донесут о поздравлении со взятием Константинополя. Вот он удивится… Нет, ошибки быть не должно — русские уже там, слишком лакомая для них эта добыча.

Король перестал смеяться, хотя настроение его не просто улучшилось, а стало замечательным — сейчас он захотел попасть в объятия своей любимой Вильгельмины. Ну, что ж, решение принято, и надо добиваться его выполнения. И тут он вспомнил про еще одно нужное дело, выполнить которое было очень важно.

— Хватит возни с мятежными поляками. Нужно немедленно брать Варшаву, а не топтаться под ее стенами. А то у моих стариков хватит ума отойти — вот тогда эту заматню еще несколько лет тушить придется.

Король вздохнул — экономный, как и все немцы, он мучился от тех расходов, что поглощала из казны война с поляками. И затянись она еще на пару лет, а такое более чем вероятно, если Костюшко отстоит Варшаву, и тогда паны воспрянут с новою силою, то впору с протянутой рукой просить «брата Петера» и о деньгах, и о помощи.

Тот деньги даст, в этом король не сомневался, и с панами справиться поможет, но вот о цене думать было страшно. Подручным императора стать придется, никак иначе. Так что лучше сейчас поторопиться с взятием польской столицы…

Иркутск

— Это мой город, мой, — княгиня еле слышно шептала, оглядывая из окна кареты дома, что вытянулись вдоль широкой Амурской улицы. Ехать было недалеко — резиденция его величества царя Сибирского располагалась почти рядом, не доезжая до огромной Тихвинской площади, в уютном небольшом дворце в два этажа, с небольшим парком.

Дашкова улыбнулась, вспомнив непонятные слова императора, когда тот двадцать лет тому назад на целых полгода приехал в Иркутск. Тогда Петр Федорович сказал: «Пусть будет «Художественный музей», как же без него». Странные слова, но они с мужем построили это здание, пользуясь эскизом, что начертала для них рука монарха.

Впрочем, как и многие другие здания в Иркутске — государь буквально объездил весь город и прямо на улицах, смотря на деревянные дома с усмешкой, отводил место для будущих каменных строений. Архитекторы только успевали зарисовывать эскизы да тщательно записывать все пожелания венценосного гостя.

И ведь построили все, за каких-то двадцать лет построили. За исключением Казанского собора, резиденции митрополита Сибирского, уже возвысившего свои стены на Тихвинской площади. Слишком велик оказался, еще добрых лет двадцать достраивать — но княгиня яростно желала прожить еще столько же, ведь ей еще и восьмидесяти не будет к этому сроку.

Карета проехала в открытые настежь ворота царского дворца, а мигом подскочившие лакеи открыли дверцу и склонились в поклоне. Вот только ни один из них даже не шелохнулся, чтобы помочь выйти.

— Я рад видеть вас во дворце, ваша светлость, — у раскрытой двери поклонился Александр Петрович, протянув руку.

Княгиня с улыбкой оперлась и выпорхнула из кареты, вспомнив молодость. Цесаревич удивительно походил на своего отца в молодости — Дашкова вспомнила счастливые дни своего детства. Вот и характером он походил на своего державного отца. Такой же волевой, упорный и, главное, умный. Вот только один недостаток был ему присущ, как и многим монархам, — «закусывал иногда удила», как говаривал о своем первенце император в часы досуга здесь же, в Иркутске.