Не засыпай - Меган Голдин

изливающийся через край цветением – он совсем не похож не эти отвратительные мусорные контейнеры в переулке, мерзкая картина в решетчатых окнах, которые находятся под самым потолком – таким низким, что невольно развивается клаустрофобия.

Пыль удушает легкие, уже горящие от ядовитого запаха свежей краски, который заполняет это место. Сопровождавший меня сюда курьер сказал, что у меня проблемы с памятью и что я не всегда помню, что эта квартира – мой дом. Он ошибается. Никогда бы я не жила в такой помойке.

Я вслепую тянусь к ручке входной двери, чтобы выйти, и сталкиваюсь лицом к лицу с черно-белой фотографией, приклеенной к ее внутренней стороне.

Что здесь делает фотография Марко?

На двери приклеены и другие фотографии. Фото Эми в купальнике и поднятых на лоб солнечных очках. Эта фотография была сделана на девичнике в Канкуне, когда Эми очаровала менеджера, чтобы нас переселили в роскошный домик у моря. Еще одна групповая фотография – фото с рождественского корпоратива в «Культуре», когда я только начала работать в редакции. Я обвела лицо штатного фотографа, Джорджа, стоящего среди остальных. На двери также висит сделанное официантом фото, на котором все поднимают бокалы в честь дня рождения Эми в кафе «Лиссабон».

Неожиданный механический шум заставляет меня вздрогнуть. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на его источник. Это мотор громоздкого холодильника. Я иду через маленькую гостиную в узкую компактную кухоньку, которую надо было бы обновить еще три десятилетия назад.

Окно пропускает тусклый свет с заднего двора. Под ним валяется переполненный мешок для мусора, над которым летают крошечные мушки. Часть мусора выпала на пол. Среди него блестят упаковки таблеток с названиями вроде «НоуДоз» и «Алерт». В мешке лежат кучи пустых банок из-под кофеиновых напитков.

Цветные магниты в форме букв расположены на мятой белой двери холодильника. Такие буквы используют дошколята, чтобы тренироваться в правописании.

Магниты образуют цветастые слова и фразы. «НЕ ЗАСЫПАЙ», – говорится на дверце морозилки. Я смотрю на тыльные стороны ладоней. Под каждой костяшкой буквы складываются в то же самое: «Н-Е З-А-С-Ы-П-А-Й». Под одним из магнитов прикреплен талончик к врачу на мое имя, на котором указаны дата и время. Я кладу талончик в карман.

От обнаружения еще одной связи между мной и этой конурой у меня кружится голова. Я открываю холодильник. Каждая полка заставлена напитками с кофеином и отдельными бутылками купленного в магазине кофе. Очень крепкого.

Раковина заполнена кучей черного пепла. Это все, что осталось от сожженной бумаги. В пепле лежат желтые кусочки обугленных самоклеящихся листков. Сильно опаленная книга. На обгоревших остатках синей обложки выбито слово «Журнал». Когда я прикасаюсь к сожженным страницам, те превращаются в прах. Все, что было написано в этой книге, уничтожено.

Я бегу из кухни в гостиную. Она наполнена запахом свежей краски, от которого болит голова. Раздвигаю пыльные шторы, чтобы впустить в помещение немного света. Самая длинная стена частично покрашена валиком в черный цвет. На полу стоит пустая банка из-под черной краски. Рядом с ней – валик и лоток для краски, измазанные черным. Выглядит так, будто кто-то в спешке уехал – возможно, за краской для отделки стены.

Белая, еще не окрашенная часть стены испещрена набором случайных предложений. Большинство написаны ручкой. Парочка – маркером. Одно кажется написанным пальцем, смоченным в черном кофе.

«Воспоминания лгут».

«Не доверяй никому».

«Он идет за мной».

Надписи задевают за живое. Я беру пыльную ручку, лежащую на полу, и аккуратно переношу надписи на руку. Закончив, я иду к двери, за которой должна быть спальня, хотя она больше похожа на тюремную камеру – возможно, потому, что все стены покрыты свежими слоями черной краски.

Луч света захватывает пыль, висящую в воздухе и словно отрицающую гравитацию. Из мебели в спальне – только туристический матрас на полу, на котором лежат мятая подушка и приоткрытый спальный мешок.

По другую сторону комнаты стоит платяной шкаф. Я открываю дверь, чтобы посмотреть, что внутри. Пустые проволочные вешалки висят на металлическом пруте под странным углом, создавая впечатление, что кто-то в спешке паковал вещи. Пара вещей и несколько носков валяются на полу.

Кто бы ни раскрасил стены спальни черным, он также замалевал несколько приклеенных на них газетных вырезок. Но в газетной статье в дальнем углу комнаты были незакрашенные разделы – возможно, потому, что валик туда не пролезал. Я сдираю вырезку со стены и читаю куски текста, которые не покрыты краской.

«Полиция надеется допросить женщину, впавшую в кому, так как предполагает, что она стала свидетельницей… Врачи вывели женщину из медикаментозной комы… Полиция надеется, что она будет в состоянии выдержать допрос в конце недели… Мистика продолжает закручиваться вокруг жестокого…» Остальные части статьи были закрашены и нечитаемы.

Старомодный телефон звонит так громко, что я роняю вырезку на пол. Телефон звонит где-то в квартире. От этого кровь в моих жилах леденеет.

Глава тридцать третья

Среда, 15:49

Детектив Дарси Хэллидей смотрела на трансляцию камеры на экране за стойкой алкогольного магазина, пока владелец отдавал покупателю сдачу с пива.

На экране она видела детектива Джека Лавеля, выходящего из узкого переулка за зданием, где произошло убийство. Он прошел по переулку несколько метров до пересекающей его улицы и встал так, что его было прекрасно видно в камеру. Детектив достал из кармана телефон и ответил на звонок. Звонила Хэллидей.

– Это идеальный угол, – сказала она. – Если убийца вышел по этому пути, то практически наверняка мы получим изображение. Я взяла флешку с записями с той ночи. Давайте посмотрим в машине.

Через несколько минут, уже сидя в форде, Хэллидей воткнула флешку в айпад. Смотря видео, они хранили молчание.

Учитывая, что камеры видеонаблюдения у черного выхода из здания не работали, запись с камеры винно-водочного магазина могла быть их последней возможностью увидеть убийцу.

Отснятые материалы с временными кодами не отображали цвета из-за некачественных линз камеры и недостатка света. Им не нужны были эти навороты. Все, что им было нужно – это чтобы подозреваемый вышел из переулка и взглянул наверх, чтобы они смогли четко увидеть его лицо.

Хэллидей ускорила запись, пока не дошла до времени после двух часов ночи.

В семь минут третьего они увидели движение в переулке.

– Вот оно, – напряглась Хэллидей.

На записи было видно, как кто-то шел по переулку к алкогольному магазину. Оба прильнули к экрану в ожидании.

Только когда подозреваемый приблизился к краю дороги, детективы смогли увидеть его лицо благодаря уличному освещению. Хэллидей остановила