Алая Вуаль - Шелби Махёрин

наклонил голову с чересчур яркой улыбкой.

— Поверьте, мадемуазель, я бы никогда не сделал этого. Посмотрите, я приготовил вам вкусный человеческий завтрак—.

Мы все, как один, смотрим на этот завтрак: мед с капустой, пять вареных яиц и чашка масла.

— Так вкусно, — бесстрастно повторяет Одесса, закатывая глаза и вытирая пыльный палец о его пальто. Хотя Дмитрий хмурится, я оставляю их препираться на лестнице, запихиваю в рот яйцо и устраиваюсь в мягком кресле.

Вдохнув первую порцию целиком, я заставляю себя прожевать вторую, проглотить, прежде чем окинуть Одессу взглядом.

— Вы должны были вернуться в сумерках.

— Я сказала, что кто-то вернется в сумерках, дорогая, а не то, что это буду я. — Шлейф ее платья проносится над туфлями Димитрия, когда она спускается в комнату. Сегодня на ней малиновый шелк. Приталенный лиф и полная юбка слегка поблескивают в свете свечи, как и черная краска на губах, драгоценные камни из оникса на горле. Я впервые вижу ее с братом, да еще и вместе, бок о бок — от этих двоих у меня буквально перехватывает дыхание.

Оторвав взгляд, я мысленно отмечаю, что Вампиры прекрасны рядом с Вампирами, которые едят людей, а ты — человек, Селия.

— Сумерки наступили четыре часа назад, — говорю я вместо этого.

— Да, но мой дорогой брат настаивает, чтобы мы провели ночь все вместе, так что, чтобы не испортить вполне приятную поездку к мсье Марку, давайте оставим прошлое в прошлом?

Я хмуро смотрю между ними, помедлив на третьем яйце.

— Мсье Марк?

Дмитрий, следуя за сестрой, говорит:

— Да, он… — Но Одесса говорит вместо него.

— Конечно, он портной. Портной. — Она наклоняется, чтобы рассмотреть стопку книг рядом со мной, наклоняет голову в праздном любопытстве, а затем переводит взгляд на мои ногти. — А у вас есть тайная страсть к садоводству? Я сама увлекалась флорой… как это было? — Не дожидаясь моего ответа, она поворачивается к брату. — Двадцать семь лет?

— Да, — резко отвечает он. — Ты бросила это занятие после того, как я заказал для тебя теплицу.

Она поднимает изящное плечо, уже приподнявшись на цыпочки, чтобы осмотреть чайный сервиз.

— Почему я должна посетить портного? — спрашиваю я с подозрением.

Димитрий снова дьявольски ухмыляется.

— Мы хотели…

Однако Одесса снова прерывает меня, с отвращением проводя рукой по моему телу.

— Конечно, мы не должны отвечать на такой нелепый вопрос. Посмотрите, в каком состоянии ваше платье. От него прямо-таки разит, и это напоминает мне, — она щелкнула запястьем по Димитрию, глаза которого сузились, — что вам следует позвать слугу, чтобы он принял ванну. Мы не можем представить ее Мсье Марку, пока от нее пахнет как от грязной швабры.

Я пытаюсь и не могу не охнуть.

Он обходит ее руку с тонко завуалированным терпением.

— Увы, этот запах — ваши духи, дорогая сестра. Могу я говорить? — Когда она бросает на него яростный взгляд, он усмехается и продолжает. — Ходят слухи, что сегодня ваш девятнадцатый день рождения, мадемуазель, и мы с сестрой хотели бы подарить вам новый гардероб — разумеется, из золота Михаля. — Он берет с подноса кусок капусты и подносит его к свету свечи, чтобы рассмотреть прожилки. — Он определенно должен вам что-то за состояние этой комнаты. На что похожа капуста? — резко спрашивает он.

Капуста. Такая обыденная вещь для размышления — и совсем не то, что я думала, что буду есть в свой день рождения. Если бы не мое похищение, мои друзья, возможно, приготовили бы шоколадный торт, чтобы отпраздновать это событие. Они украсили бы Кондитерскую Пана розовыми гирляндами и вечными пузырьками, а мои свечи сверкали бы и вспыхивали настоящей сказочной пылью — то же самое они делали на день рождения Бо в августе, только с ромовым тортом и фейерверком.

Конечно, если бы не мое похищение, мои друзья тоже продолжали бы хранить секреты.

— Вкус немного перченый. — Нехотя Одесса перелистывает Книгу О Садах Старого Света. — Конечно, ты помнишь капусту, Дима. Мы ведь когда-то были людьми.

Это признание выводит меня из задумчивости, и я недоверчиво смотрю на нее.

— Вы были…..людьми?

— Тысячу лет назад, плюс-минус. — Димитрий возвращает капусту на поднос, когда мои глаза выпучиваются. Тысячу лет назад? Конечно, я ослышалась. Он подмигивает моей реакции и добавляет: — Весьма впечатляюще для нашего возраста, не так ли?

— Для любого возраста, — фыркает Одесса.

Дмитрий не обращает на нее внимания.

— Хотя я польщен вашим вниманием, мадемуазель — правда, — я не могу с чистой совестью принять его, когда вы все еще отказываетесь назвать мне свое имя.

Одесса закатывает глаза к потолку.

— Это и ваша увлеченность местным флеристом32.

— Ах, Марго, — мечтательно произносит он, опускаясь в кресло рядом со мной. Он опускает голову на одну руку и перекидывает ноги на другую. Он улыбается мне с ног до головы — его черные кудри щекочут мою руку, его бархатный костюм немного помят — и излучает мальчишеское очарование.

Если не считать тех лохмотьев в коридоре.

Я с отвращением роняю яйцо, отталкивая поднос при виде его острых резцов. Все-таки глупо продолжать врать, когда Михаль уже знает правду.

— Если хотите знать, меня зовут Селия Трамбле. И я благодарю вас за завтрак, но я действительно должна попросить вас…

— Селия Трамбле. — Как и его кузен до него, он, кажется, пробует слова на вкус, его рот подрагивает в раздумье. — Подходящий эпитет, если я когда-либо слышал такой. На вашем языке, полагаю, это означает рай.

И тут Одесса полностью теряет интерес к разговору.

— На более древних, более определенных языках это означает слепой. Ну что, пойдем, или я зря поднялась в этот нечестивый час?

Димитрий усмехается.

— Как бы мне ни было неприятно это признавать, Дес, тебе больше не нужен сон красоты. — А мне он говорит: — Что скажете, мадемуазель Трамбле? Не хотите ли присоединиться к нам и пройтись по магазинам в честь дня рождения? Это может быть весело.

Весело. Я бросаю взгляд на тени в моей комнате, на стену с книжными полками и чуть не плачу. У меня нет времени на веселье — если оно вообще здесь существуют. Нет. Я должна продолжить поиски и научиться убивать вампиров, как Одесса и Дмитрий; я должна как-то предупредить своих друзей, чтобы они держались подальше от Реквиема. Во время нашего похода по рынку Кристо, похоже, не был в восторге от королевской семьи. Возможно, где-то на этом острове ведьма тоже недовольна — возможно, настолько, что напишет записку Цезарину или поможет мне убить ее владык.

Незаметно мой взгляд возвращается к перевернутому лицу