Фотография - Пенелопа Лайвли

Вообще-то нет, завтра я не могу. Я встречаюсь с тем парнем, Энди.

Не надо делать поспешных выводов. Я же сказала, рано еще. Там посмотрим.

О… привет. Нет, нормально. Да, мне тоже понравилось. О… Нет, нет, не в этом дело… Слушай, ты не так понял.

Жутко неловко. Короче… я не могу пригласить тебя к себе, потому что со мной сейчас живет мой отец. Он… ну, словом, сейчас он живет у меня. Долго рассказывать. Да. Именно поэтому.

А… понятно. Ты подумал… Господи, да нет же. То есть да, у меня кто-то был, но сейчас между нами все кончено. Вообще для меня сейчас не самое легкое время — нет, нет, не из-за него, там все равно бы ничего не вышло… так, семейные проблемы. Слушай, не хочу тебя этим нагружать, мы ведь едва знакомы.

Правда? Ну, здорово. Честно говоря, многие мужчины этого не любят. По ним, лучше не знать ничего. Они не хотят слушать. Вообще мы во многом из-за этого и расстались. Просто я почувствовала, что, если у меня что-нибудь случается, ему все равно. Понимаешь, о чем я? Боже, наверное, ты подумал, что у меня вечно что-нибудь случается. Нет, это не так, конечно, просто если ты с кем-то, то ждешь от него… Слушай, мне пора — через полчаса у меня встреча с клиентами.

Четверг? Да, пожалуй, в четверг смогу.

Мам? Все в порядке? Если так, то хорошо, потому что у меня все наоборот. Во-первых, я поняла, что не могу приглашать в квартиру гостей, пока там папа… ну, некоторых гостей, ты понимаешь. И именно теперь это страшно неудобно, потому что… потому, что у меня вроде как появился настоящий друг.

Ма-ам, я же сказала — с Дэном мы больше не встречаемся.

А вчера вечером я пришла домой, а его нет. Что? Нет, не друга — кстати, его зовут Энди, — а папы. То есть обычно все вечера он просиживает перед телевизором, между прочим, выпивать начал. Я не собиралась об этом говорить, но просто… мне честно захотелось, чтобы ты знала. Но уже одиннадцать вечера, а его все нет. Чувствовала себя мамашей, которая ждет ребенка с дискотеки, посматривая на часы и представляя всякие ужасы вроде ДТП. Машина? Конечно, на машине. А он понятия не имеет, как парковаться в Лондоне — его штрафуют почти каждый день. И кстати, он очень расстроился, что не застал тебя, когда приезжал за машиной, — лично я думаю, что он в основном из-за тебя и ездил. А вовсе не за тем, чтобы ее забрать.

О, конечно, до дома он в итоге добрался. Почти в час ночи. К тому времени я уже на стенку лезла, чуть в полицию звонить не начала. Сказал, что уезжал из Лондона. Хотел кое с кем повидаться. Далеко ездил, на обратном пути остановился где-то не там и заблудился. И лег спать, а я, естественно, так перенервничала, что еле уснула, и теперь чувствую себя разбитой, а тут еще завал на работе, срочный заказ.

Нет, не пьяный.

Мам, ты меня, конечно, извини, но, если тебе очень надо знать, помнит ли он, что ему скоро проходить техосмотр, спроси у него сама.

— О нет! — Оливер отворачивается от монитора и принимается крутиться на стуле. — Я ушел, меня здесь нет.

Но Сандра не обратила на это внимания — на самом деле ей, кажется, все равно.

— Мистер Хэммонд уже звонил. — И протягивает ему трубку. Она хоть представляет, кто такой мистер Хэммонд?

Оливер пытается сделать страшное лицо, но и это не действует. Он подходит к телефону и берет трубку:

— А, Ник! Сколько лет, сколько зим.

Его начинает трясти. Неужели снова из-за той злополучной истории? Сначала Глин. Теперь Ник. Упаси бог, еще Элейн явится. Он почти не слушает того, что говорит Ник. А тот все не унимается. Все твердил: мол, столько не виделись, неплохо бы обменяться новостями. Надо встретиться.

— У меня куча работы, — говорит Оливер. И начинает распространяться о крайних сроках и неотложных заказах. — Может, осенью.

Сандра с интересом слушает.

Ник продолжает вещать. Говорит обрывками фраз. Что-то о том, что сейчас не дома, что недавно у него были какие-то проблемы, что хотелось бы поболтать о старых добрых временах. Голос у него какой-то… полубезумный.

— Нет! — Оливер едва не воет, бессловесный и беззащитный.

Ник говорит, что, раз уж у него нет никаких особых дел, он подъедет.

— Буду часам к шести, хорошо? Подхвачу тебя в офисе — адрес у меня есть. Поужинаем где-нибудь.

— Вообще-то… — протестует Оливер. — Этим вечером я…

Но Ник уже положил трубку. А Сандра задумчиво смотрит на него:

— Напомни-ка мне, кто такой этот мистер Хэммонд?

Когда Ник входит в комнату, Оливера охватывает ужас.

Неужели это Ник? Этот, с брюшком и залысинами? С отвисшей челюстью и мешками под глазами? Конечно, никто не молодеет, а некоторые и вовсе стареют нещадно, но Ник! Казалось, Ник так и останется вечно молодым, застрявшим на отметке «двадцать восемь», пока остальные мужают до сорока и неумолимо несутся к пятидесяти. Что ж, видимо, даже Ник не исключение.

Очутившись в комнате, Ник безо всяких преамбул начинает говорить — одним духом выпаливает, как он доехал: мол, барахлило сцепление, замучился с односторонним движением. Ему не терпится о чем-то рассказать — это ясно как божий день.

Оливер подбирается. Сандра пристально наблюдает за ними: по какой-то причине она решила, что сегодня задержится, и, когда пришел Ник, была еще здесь.

— А… привет, — говорит Оливер — радушно, но без особой сердечности, ради Сандры, — так приветствуют коллегу или знакомого. — Рад тебя видеть; это Сандра Челкотт — мой деловой партнер. — И оборачивается к Сандре: — Ладно, мы пошли. Пока…

— Ты как к индийской кухне? — спрашивает он. — Есть тут поблизости одно местечко. — И он ведет Ника по улице.

Тот болтает без умолку — во всяком случае, в этом отношении он остался прежним Ником, но при этом все никак не может остановиться, удержаться на какой-то одной теме. По его словам, эти дни он часто бывает в Лондоне: может, стоит заняться книгой о лондонских площадях — чертовски интересная тема, не находишь; Полли передает привет — точнее, передала бы, если бы знала, что я тебя увижу; Элейн теперь жутко занята — я ее, кажется, неделю не видел; уже было собрался написать книгу про Брюнеля, да все руки не доходят, столько всего навалилось…

Внезапно над тарелкой цыпленка тикка масала он умолкает. Непослушная прядь волос, которая некогда то и дело закрывала ему один глаз, тоже куда-то делась. Оливер осознает, что шевелюра его приятеля изрядно поредела. Без той непослушной прядки его лицо кажется… голым.

Ник поднимает глаза. Откладывает вилку, берет свой бокал пива и делает большой глоток.

— Меня кое-что беспокоит, — грустно сообщает он.

И смотрит на Оливера. Теперь он похож на пристыженного старшеклассника: из-под опухших век на него глядит шестнадцатилетний подросток, которого наказали на глазах у однокашников.