Кирин - Наталья Витальевна Мазуркевич

вольные? Эти избитые судьбой люди — вольное гордое племя? Здесь должна быть ошибка. Просто обязана.

— Сходство есть, но разве стали бы вольные рабами. И если император их простил…

— Леди Кирин, вы поражаете меня. Прощение императора — ни в коем случае не защита. А уложение о долгах еще никто не отменял. Как и трудовой кодекс. Никто не может получить работу, не будучи имперцем. Принадлежность империи должна быть подтверждена чем? — Эйстон поднял правую руку чуть выше и обнажил запястье, демонстрируя браслет. — Любой, кто отказывается от ношения устройства идентификации, выпадает из системы государства. Он не может ни претендовать на какие права, ни пользоваться ими. Никто не возьмет на работу вольного, они не контролируются системой.

— Тогда как им выживать?

— Смирить свою гордость, — жестко ответил маг. — Но им это уже не поможет. Выбор сделали их предки, нынешнее поколение только расплачивается за недальновидность прародителей. Всех вольных ждет рабство, только так они смогут войти в нашу систему.

— И дети? — Мне опять вспомнилась Митара.

— И дети, — равнодушно подтвердил маг. — Но если вы беспокоитесь о девочке — это излишне. Карон ревностно относится к своей собственности. Да и вы сами видели, Митаре предлагают свободу. Происшествие беспрецедентное, но девочка сама отказывается. Так что последствия на ее совести.

— Это неправильно, — прошептала я, тяжело выдохнула, сжимая пальцы в кулаки. Больно осознавать, что не в силах изменить чужую судьбу. Больно осознавать, что и над своей невластен.

Эйстон вел меня по пустым коридорам. Никто не шел нам навстречу, никто не сворачивал с пути, никто не следовал за нами. Императорский сектор как будто вымер.

— Куда мы идем?

— Ваши покои готовы. Ни к чему стеснять принца, — пояснил маг. — Кроме того, ваши гости ожидают вас именно там. Будет невежливо игнорировать их присутствие.

— Гости? Кто желает меня видеть?

— Один весьма невежливый молодой человек.

— Димитрий?

— Именно он. Мне присутствовать?

— А вы можете уйти?

— Постоять за дверью, — усмехнулся мужчина. — Иное будет нарушением моих должностных обязанностей.

— Но разве вы не нарушите их, оставшись за дверью?

— Миледи, разве я давал вам повод усомниться в моих способностях? В случае с этим вашим гостем я могу проконтролировать ситуацию и стоя за дверью, но если вы мне не доверяете, я не откажусь поприсутствовать при встрече. Думаю, это будет познавательно.

— Вы не можете!

— Могу. И вы только что дали мне повод это сделать.

Я подавилась на полуслове. Вот как с ним можно разговаривать?! Он же совершенно невыносим и это… мой преподаватель? Нет, преподавателем я его не ощущала. Разве что такой дисциплины как «способы перевернуть все с ног на голову». Да и то я бы сменила… наставника.

— Прошу.

Мне вежливо придержали дверцу, пропуская внутрь.

Димитрий при моем приближении тут же поднялся и легко кивнул, отдавая дань почтения. Он бы не преминул и легонько коснуться губами руки, но, заметив вошедшего следом лорда Эйстона, сжал зубы и остался стоять.

— Вы не оставите нас? — вежливо, но непреклонно, так, что просьба больше напоминала приказ, осведомился Димитрий.

— Моя подопечная высказала неуверенность в моих способностях обеспечить ее безопасность при моем нахождении в другой комнате. Соответственно, я не могу пойти вам на уступки. Да и ваша репутация, Димитрий, заставит любого задуматься о нравственности. Таким образом, разве я могу оставить вас наедине?

— То, что я хочу сказать, касается только нас с Кирин.

— Вас с леди Киринисой. Проявите уважение, вы во дворце и, насколько мне подсказывает моя память, вы не были представлены при должных обстоятельствах. И, пока официальный опекун леди не разрешит, вы не можете оставаться наедине.

— Ваша репутация также не отличается кристальной чистотой, — язвительно откликнулся Димитрий.

— Моя репутация в свете не имеет никакого отношения к моей работе. А последняя не вызвала нареканий со стороны опекуна леди. Но, юный лорд, если вы и впредь желаете пообщаться со мной о вопросах репутации, не лучшим ли будет решением отпустить леди отдыхать? День у миледи выдался непростой.

— Прошу меня извинить, — Димитрий вновь поклонился мне. — Если ваш сопровождающий позволит, я бы хотел пригласить вас завтра на прогулку. По императорскому парку. Мы не выйдем дальше первых границ сада.

— Я… — но ответить мне не дали.

— Миледи рассмотрит ваше предложение, — пообещал маг и пренебрежительно вздернул бровь. — Это все?

— Это все, что я могу сказать при вас, — особенно выделил вторую часть Димитрий и уже мне: — Мое почтение, миледи.

Ответить я не успела, Димитрий буквально выскочил из гостиной. Только что дверью не хлопнул. Я с укоризной посмотрела на совершенно спокойного мага. На губах этого сероглазого наглеца блуждала легкая улыбка, а в глазах не было ни капли раскаяния.

— Вы специально не дали нам поговорить!

— Разумеется. — Он даже не стал отпираться.

— Почему?

— Вы желаете знать? — Лорд Эйстон сделал шаг ко мне, оказываясь в непозволительной близости.

— Да, — с губ сорвался полушепот. Я боялась отвести взгляд от его лица, чтобы не пропустить… Не пропустить что?

— Этот день, — тихо начал он, своим дыханием щекоча мне ушко, — вы отдали мне. И я не желаю делить это время с кем-либо еще.

— Вы…

— Я, — усмехнулся маг, заглядывая мне в глаза. — Или вы желали бы видеть здесь кого-то другого? Признайтесь? — Он наклонился совсем близко. Еще чуть-чуть и он коснулся бы моих полуоткрытых от удивления губ. — Признайтесь, вы бы хотели видеть здесь другого?

Я не смогла соврать. Глядя ему в глаза, чувствуя его дыхание, слыша, как быстро бьется мое встревоженное сердце… Я не смогла соврать.

— Нет…

Он улыбнулся, осторожно положил руку мне на пояс, не давая отстраниться, и осторожно, как это бывает в первый раз, коснулся губами моих губ. Нежно, как легкий ветер, как флер весенних ароматов. Бережно, как будто боялся разбить. И чувственно, как может только уверенный в себе мужчина. Он подчинял, заставлял покориться, раствориться в нем и… не встречал сопротивления.

И когда он отстранился, выпустив меня из своих объятий, лишив своей близости, меня накрыло разочарование и горькое осознание. А он улыбался, стоял и улыбался, понимая, что больше я не смогу его забыть. А мне становилось больно. Больнее с каждой секундой. И стыдно. Потому что этого не должно было произойти, не должно было случиться, я не должна была…

Я сбежала. Бросилась в соседнюю комнату, не глядя, куда я попала, и заперлась, благо замок здесь имелся. И только там, оставшись наедине с собой, я провела пальцами по припухшим губам и разрыдалась. Навзрыд, не думая о том, что он услышит. Ведь… он все равно услышит, но