Дьявольская королева - Джинн Калогридис

В голове у меня зазвучал голос колдуна: «Крыло ворона от Агриппы. Создано под эгидой Марса и Сатурна». Я инстинктивно приложила руку к груди, где покоился талисман.

Мне показалось, что появление в моей жизни работ Фичино и Агриппы было неким знаком: если Генрих и есть окровавленный человек из моего ночного кошмара, мне понадобится тайное знание.

Эта мысль меня взволновала. Я открыла книгу Агриппы и стала читать. Занятие это так меня увлекло, что я не услышала скрип двери. В темноте возник король — волосы взлохмачены, под халатом из золотой парчи ночная рубашка. Я испугалась, словно увидела призрак.

Король Франциск рассмеялся. Желтый отблеск фонаря придавал дьявольское выражение его длинному лицу.

— Не пугайся, Катрин. Поздний ужин в мои немолодые годы часто не дает мне уснуть.

— Ваше величество. — Я захлопнула книгу и неловко присела. — Библиотека великолепна. Меня впечатлил выбор книг. И не удержалась — зачиталась.

Он опустил лампу и довольно улыбнулся, глядя на том в моей руке.

— Агриппа? Редкая рукопись. Ее еще предстоит издать. Мне повезло достать одну из копий. Экзотический выбор для юной дамы — неоплатонизм, астрология. Как тебе Агриппа?

Я помолчала. Многие священники ругали подобные предметы, утверждая, что это — святотатство. Я подумала, что, хотя король и включил такие книги в свою библиотеку, не обязательно, что он сам их одобряет. Наконец я ответила:

— Нахожу его интересным. Я изучаю астрологию и относящиеся к ней дисциплины, люблю Фичино. Я даже захватила из Флоренции одну из его работ, «De Vita Coelitus Comparanda».

Глаза короля расширились и загорелись.

— Так это, наверное, третий том…

— «De Vita Libri Tres», да. Напишу своим родным во Флоренцию и попрошу их прислать два первых тома. И все эти книги передам вашей библиотеке.

Король кинулся ко мне и быстро расцеловал в обе щеки.

— Моя дорогая! Лучшего подарка и представить невозможно! Но я не могу просить отдать национальное сокровище твоей страны.

— Я теперь француженка, — напомнила я.

В душе я считала, что Медичи и Валуа — одно и то же.

Он обнял меня с искренней теплотой.

— Я приму твой щедрый дар, дочь моя. Но сюда книги присылать не надо, ведь мы здесь пробудем только один или два месяца. Надо их отправить в Фонтенбло, возле Парижа. Мы приедем туда одновременно с книгами и тотчас насладимся ими. Тебе не стоит читать здесь, дитя мое. Возьми сочинения в свою комнату и держи их так долго, как пожелаешь. — Франциск пробежал глазами по корешкам. — А теперь я подберу что-нибудь себе.

Подняв лампу, он прищурился, разглядывая заглавия.

— Ага! — воскликнул наконец король. — Вот она. Хочу построить кое-что в Фонтенбло.

Он вытащил книгу на французском языке, посвященную, однако, итальянской архитектуре.

Я встала рядом и увидела на полке трактат о Брунеллески, построившем огромный купол собора во Флоренции. Я взяла книгу и открыла ее.

Король резко повернул голову, заметив мой интерес.

— Значит, ты интересуешься не только философией, но и архитектурой? Необычные предметы для женщины.

Наверное, я покраснела, потому что почувствовала жар на шее и на щеках.

— Это же Брунеллески, сир, а я из Флоренции. Но мне кажется, что любому человеку любопытно узнать, как держится без видимой опоры такой огромный купол.

Франциск широко улыбнулся.

— Завтра в три часа дня приходи в королевскую конюшню, мы с тобой прокатимся за город.

— Ваше приглашение делает мне честь, ваше величество. — Я снова присела. — Я не опоздаю.

А когда я уже засыпала, книга Агриппы лежала открытой у меня на коленях. Я приняла решение: раз Генриха завоевать не удается, надо обаять его отца, возможно, тем самым я их примирю, а заодно и привлеку к себе Генриха.

На следующее утро мадам Гонди отдавала распоряжения служанкам, пока они меня одевали. Я велела ей подобрать мне французский головной убор. Я носила волосы по моде итальянской замужней женщины, а француженки ходили в чепцах. По сути, это были вуали на твердых, изогнутых лентах из бархата или парчи, которые укрепляли на темени. Волосы при этом зачесывались назад. Не зря же я сказала королю Франциску, что теперь француженка. Шляпа должна стать предметным доказательством моей преданности новой стране.

Через несколько минут мадам Гонди появилась с белой вуалью на ленте сизого цвета. Ощущение от нее было странным: казалось, я готовлюсь к маскараду.

Двор вел себя в зависимости от поведения короля. Пробудившись, король встречался с секретарями и советниками. В десять часов шел к мессе, в одиннадцать сидел за завтраком в зале приемов. Он ел один, а аристократы, просители и слуги стояли, ожидая распоряжений. Часто епископ читал что-нибудь вслух, по выбору его величества. После король давал аудиенции или выслушивал жалобы. В полдень он скакал верхом, охотился, гулял или играл в теннис.

В тот день я следовала за королем в надежде встретиться с Генрихом, но ни он, ни его брат мне не попадались.

К полудню серые тучи наползли на ноябрьское небо, обещая дождь. Несмотря на плохую погоду, настроение у меня не испортилось. Мне страшно хотелось прокатиться на моем любимом Зевсе, чалом жеребце с черной гривой, который прибыл со мной во Францию. Надеялась я и на то, что муж окажется среди всадников.

Однако когда в назначенный час я зашла в конюшню, Генриха там не было. Не было ни дофина, ни юного Карла, ни придворных. За исключением грумов — один из них держал поводья беспокойного черного королевского коня — и его величества, в конюшне не было ни одного мужчины.

В тот момент короля развлекали пять прекрасных женщин. Все они смеялись и щебетали, словно яркие красивые птички, за исключением одной: та поднялась на скамеечку возле кобылы, собираясь забраться на мягкое, подобное трону седло, специально изготовленное для француженок-аристократок. Она стояла ко всем спиной, и король не упустил момент. Он обнял за талию другую женщину, темноволосую и статную, с ямочками на щеках. Король похотливо притянул ее к себе и вдруг ловко заснул руку в лиф и сжал ее грудь. Женщина ничуть не смутилась, даже когда подняла глаза и заметила меня.

— Сир! — воскликнула она с наигранным упреком и шаловливо хлопнула его по руке. — Ваше величество, какой вы нехороший мальчик.

— Такой уж уродился, — весело отозвался король, — и только поцелуй доброй христианской женщины спасет меня. Мари, дорогая, спасите.

Довольная, что женщина, садящаяся в седло, ее не видит, Мари быстро поцеловала короля в губы и покосилась на меня.

— Ваше величество, — громко произнесла я и присела.

Тут же пять пар женских глаз уставились на мою французскую шляпу.