Книга судьбы - Паринуш Сание

Единственным выходом оставалось позвонить госпоже Парвин. Неудобно будить всех посреди ночи, но болезненные схватки быстро заставили меня отбросить сомнения. Я набрала номер. В трубке эхом отдавались гудки, но никто не подходил. Я знала, что у госпожи Парвин крепкий сон, а ее муж был тугоух. Я повесила трубку. Два часа ночи. Я сидела и следила за стрелкой часов. Теперь схватки сделались регулярными, но какие-то они были не такие, как я себе представляла. Минуты шли, и с каждой минутой мне становилось все страшнее. Подумала, не позвонить ли матери Хамида. Но что я ей скажу? Как признаюсь, что Хамида нет дома? Вечером я наврала ей, что Хамид уже вернулся с работы и заглянул к Биби. Потом Хамид откуда-то позвонил, и я велела ему отзвонить матери и сказать, что он засиделся у Биби. Если бы теперь я сказала ей, что Хамид вовсе не приходил домой, она бы обвинила во всем меня, а беспокойство за сына свело бы ее с ума. Она бы объездила все больницы, бродила бы по улицам в поисках Хамида. Ее любовь к сыну граничила с одержимостью, не было в ней ни смысла, ни последовательности.

Какие глупые мысли приходили мне в голову! Я расхаживала взад-вперед по комнате, обеими руками придерживая снизу живот. В панике мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок. Каждый раз при очередной схватке я замирала на месте и изо всех сил старалась не издать ни звука, но потом сообразила: вопи я хоть во все горло, никто не услышит. Биби глухая, да и спит крепко, и даже если бы я ухитрилась ее разбудить, чем она поможет? Вспомнился рассказ тети: когда у Махбубэ начались схватки, ее муж так перепугался, что принялся кругами бегать вокруг нее и приговаривать, как он ее любит и обожает. И при этом воспоминании моя душа преисполнилась ненависти и отвращения: моя жизнь, жизнь нашего ребенка в глазах Хамида не стоили ни гроша. Я глянула на часы – половина четвертого. Снова я позвонила госпоже Парвин и на этот раз отсчитала много, много гудков, но все напрасно.

Я подумала: может быть, мне следует одеться и выйти на улицу – рано или поздно кто-нибудь проедет мимо, заметит меня и подвезет до больницы. Десятью днями ранее я собрала сумку с вещами для себя и младенца. Сейчас я открыла ее, все выложила и достала список, который составила со слов врача и Мансуре, потом снова аккуратно все сложила и убрала в сумку. Схватки продолжались, но мне показалось, что паузы между ними вновь сделались нерегулярными. Я прилегла на постель и подумала: возможно, я ошиблась. Нужно сосредоточиться.

Я глянула на часы: четыре двадцать. В следующий, как показалось, миг меня разбудила острая, пронизывающая боль – но была уже половина седьмого. Значит, схватки ненадолго утихли и я заснула. Стало совсем не по себе. Я кинулась к телефону и снова набрала номер госпожи Парвин. На этот раз буду трезвонить, пока кто-нибудь не ответит. Прозвучало двенадцать гудков, прежде чем на том конце сонный голос госпожи Парвин произнес “алло”. Услышав этот голос, я расплакалась и крикнула в трубку:

– Госпожа Парвин, помогите мне! Ребенок!

– О боже! Поезжай в больницу! Поезжай! Мы сейчас приедем туда.

– Как? Со всеми вещами?

– А Хамид не дома?

– Нет. Он не вернулся вечером. Я вам, наверное, раз сто звонила ночью. Благодарение Богу, ребенок пока ждет.

– Одевайся. Сейчас приедем за тобой.

Через полчаса госпожа Парвин примчалась вместе с матушкой, и они отвезли меня в больницу на такси. Боль усилилась, но теперь я чувствовала себя спокойнее. В приемном покое врач сказал, что ребенок еще не готов. Мать взяла меня за руку и сказала:

– Если женщина во время схватки молится, в ее молитве не будет отказа. Молись, чтобы Аллах простил твои грехи.

Грехи? Какие же я совершила грехи? Единственный грех – когда-то кого-то любила; то было сладчайшее воспоминание всей моей жизни, и я вовсе не хотела, чтобы его стерли из моей памяти.

Миновал полдень, а малыш все еще не собирался появляться на свет. Мне делали уколы, но пользы от них не было. Каждый раз, когда госпожа Парвин заходила в мою палату, она со страхом поглядывала на меня и, поскольку сказать ей было нечего, повторяла один и тот же вопрос: “Где же Хамид-ага? Позволь мне позвонить его матери. Может быть, родители знают, где он?”

Со стоном, обрывками слов я отвечала:

– Нет, не надо. Он сам позвонит в больницу, когда вернется.

Дымясь от гнева, мать вопрошала:

– Что все это значит? Разве его матери не следует приехать сюда и узнать, что сталось с ее невесткой и внуком? Что ж за люди такие невнимательные!

От ее неустанной ворчни мне становилось только хуже.

К четырем часам дня матушка уже не могла совладать со своей тревогой, а за дверью послышался голос моего отца:

– Где этот врач? Что за чушь, как это его извещают о состоянии пациентки по телефону? Он должен находиться при ней!

– Где же наши акушерки? – подхватила мать. – Моя девочка мучается от боли весь день! Сделайте же что-нибудь!

От боли я порой теряла сознание. Сил не оставалось даже стонать.

Госпожа Парвин вытерла пот с моего лба и попыталась подбодрить матушку:

– Не переживайте так! Роды всегда причиняют страдания.

– Нет, вы не понимаете. Я присутствовала при родах многих моих родственниц. Моя другая сестра, упокой ее Аллах, вот так же мучилась. И когда я гляжу, как страдает Масумэ, я словно вновь вижу перед собой Марзийе.

Странно: через пелену боли я слышала и понимала все, что происходило вокруг. Матушка знай твердила, как то, что со мной происходит, похоже на то, как умирала Марзийе, а я с каждой минутой слабела, и надежда во мне слабела. Я уже почти поверила, что тоже обречена.

Было уже начало шестого, когда наконец явился Хамид. При виде него я почему-то почувствовала себя в безопасности, стала сильнее. Как это странно: в минуты испытаний женщина видит лучшую свою опору и защиту в муже, даже нелюбящем. Я не заметила, как приехали его мать и сестры, но слышала шум и движение. Мать Хамида сразу же набросилась на медсестру:

– Где же врач? Мы потеряем ребенка!

Конечно, ее куда больше заботил еще не родившийся внук, чем я.

Осматривавшая меня медсестра ответила:

– О, что за шум! Госпожа, доктор сказал, что придет, когда будет пора.

Одиннадцать часов вечера. Больше нет сил. Меня перевезли в другую палату. Слышу разговоры рядом со мной и понимаю, что у ребенка задержка дыхания. Доктор поспешно натягивает перчатки и орет на сестру, которая никак не найдет мою вену. И все померкло.

Я очнулась в чистом светлом помещении. Рядом сидя дремала матушка. Больно уже не было, но я очень устала и ослабела.

– Ребенок умер? – спросила я.

– Прикуси язык! У тебя мальчик, да такой расхорошенький! Не представляешь себе, как я обрадовалась, когда увидела, что это мальчик, как похвалялась перед матерью твоего мужа!

– Он здоров?