Из дома вышел человек… - Даниил Иванович Хармс

песок и валяется.

«Покурить-бы», – говорит Аменхотеп. вокруг молчат. Николай Иванович сердито смотрит Ибису под хвост.

Аменхотеп снимает трусики, выжимает их и вешает на солнце сушиться. А сам смотрит по сторонам не идёт-ли где женщина. Но женщин не видать, только на берегу подсвечника стоит женская мраморная статуя

Земляк – Ну, ребятки, передохнул с вами, да пора

и дальше.

– Куда, – спрашивает его Николай Иванович.

– Да я знаете к Лебедям, – говорит земляк.

И земляк поднимается выше.

Тут стоят два дерева и любят друг друга. Одно дерево волк, другое волчица.

Когда земляк выглянул из за угла, то волк кинулся к решотке.

Земляк спрятался.

Волк поцеловал волчиху.

Земляк опять вышел из за прикрытия.

– Где здесь Лебедь? спросил он волков.

И вот вышел сторож в белом халате. Он держал в руках длинный скребок.

– Лебеди, сказал сторож нюхая кусок хлеба чтобы не заплакать. – Они там. Вон в том доме.

Земляк пошёл вдоль пруда. В пруду лежал снег.

Птичник

В птичнике очень воняло. В углу сидела маленькая девочка и ела земляные лепёшки. Девочка была очень грязная и нечистоплотная. На асфальтовом полу были пробоины, а в пробоинах стояли лужи. Старичок в длинном черном пальто, ходил по лужам и боком смотрел на птиц

Комнату разделяла перегородка вышиной в аршин. За перегородкой расхаживали большие птицы. Пеликаны сидели вокруг бассейна и в грязной воде полоскали свои клювы.

Девочка отложила в сторону земляную лепёшку и запела. Рот у девочки был похож на круглую дырочку.

Девочка пела: Пли пли

Кля кля

Смах смах гапчанух

векибаки сабаче

дубти кепче алдалаб

смерх пурх соловьи

сели или е ли а

соо суо сыа се

соловеи веи во

вие вао вуа ви

вуа выа вао вю

пю пю пю пю

закурак.

Один пеликан, самый старый начал танцевать. На голове его изгибался седой хохол, а красные глазки свирепо смотрели в морскую раковину. Сначало он долго топал ногами на одном месте. Потом начал перебигать на несколько шагов то вперёд, то назад, причём его голова оставалась неподвижной в одной и той же воздушной точке. Изгибалась только шея. Вдруг пеликан пустил одно крыло по полу и начал разворачиваться на одной ноге, притоптывая другой. Сначала развернулся в одну сторону, потом в другую, а потом вдруг поплыл как боярышня, волоча за собой по полу оба крыла.

Остальные птицы притихли, расступились и стояли уткнушись носом в стену не глядя на танец пеликана.

– Молчать! – крикнул вдруг старичок в длинном чёрном пальто.

Никто не обратил на это внимания. Девочка продолжала петь, а пеликан танцовать.

– И это небо! – сказал сокрушённо старичок. – Фу фу фу! Какая здесь гадость!

– Почему вы думаете, что это небо? – Спросил старичка другой такой-же старичок неизвестно откуда появившийся.

– Ах бростье, сказал преждний старичок. Я всю жизнь старался не петь глупых песень. А тут ведь поют нечто безобразное.

– А вы тоже попробуйте, – сказал такой-же старичок. Но старичок покачал только головой, отчего пенснэ с его носа свалилось в лужу.

– Ну вот видите? Вот видете? – сказал обиженно старичок.

Дверь отворилась и в птичник вошёл земляк.

– Лебедь у вас? – громко спросил он.

– Да, я тут! – крикнул Лебедь.

– Ура! Это небо? – спросил земляк.

– Да, это небо! – крикнуло небо.

Но тут пролетел Ангел Копуста и земляк сново вошёл в птичник.

– Лебедь у вас? – громко спросил он.

– Да, я тут! – крикнул Лебедь.

– Ура! Значит это небо! – крикнул земляк.

– Да, это небо, – сказал Ангел Копуста.

Это небо

ибо Лебедь здесь владыка

Ну ка дева

принеси ка мне воды-ка.

Маленькая девочка сбегала за водой. Ангел Копуста выпил воды утёр усы и сказал:

– Холодная сволочь, а вкусная. Сей час господствует эпидемия брюшного тифа, но не беда. Надо только утром и вечером потирать ладошкой живот и приговаривать: Бурчи, да не болей.

Вдруг земляк огромным прыжком перескочил через перегородку, схватил Лебедя под мышку и провалился под землю.

На этом месте выросла сосна с руками и в шляпе и звали ее Марией Ивановной.

Разговор Ангела Копусты с Марией Ивановной.

Анг. Коп. – Вот это да! А только интересно знать, билет у Вас есть?

Мар. Ив. – Ха ха ха, какие глупости! Ведь я индюшка.

Анг. Коп. – Вы не можете так разговаривать со мной. Ведь я ангел.

М. Ив. – Почему?

Анг. Коп. – Потому что у меня крылья.

Мар. Ив. – Ха ха хоау! Но ведь у хусей и у хуропаток тоже есть крылья!

Анг. Компуста – Вы рассуждаете как проф. Пермяков. Он и сторож Фадей на этом основании посадили меня в этот курятник.

Мария Ивановна зевает и засыпает. Ангел Коптуста будет её.

Ангел Пантоста – Мария Ивановна проснитесь. я вам доскажу свою мысль об осях.

Мария Ивановна Со сна – Голубчик, голубочек, голубок. Не косайся таких вопросов. Я жить хочу.

Ангел Хартраста – Но всё таки, Мария Ивановна, я большой любитель пшена. Знаете оно попадается даже в навозе. Даже в навозе, честное слово!

Мар. Ив. Сосна – Ну уж это нет! Фи донк! Назвос и пшённая каша!

Ангел Холбаста – Ничего-с Мария Ивановна. Хотя конечно смотря чей навоз. Лучше всего лошадиный. В нём знаете этого самого немного, а всё больше вроде как-бы соломы. Коровий помёт это тоже ничего. Хотя он знаете очень вязкий. Вот собачий – тьпфу! Сам знаю, что дрянь! И пшена тоже совсем нет. Но ем. Всё таки ещё ем. Но вот что косается…

Мария Ивановна (затыкая уши) – Нечего сказать, ангел! Чего только не жрёт! Скажите вы может быть и блевотину едите.

– Как вам сказать, – начал было Ангел Хлампуста, но Мария Ивановна принелась так кричать и ругаться, что Ангел Хлемписта поскорей зажал свой рот рукой, но от быстроты движения не удержался на ногах и сел на пол.

Андрей же соломея дрынваку и сплюнув гасмакрел похурею вольностей и кульпа фафанаф штос палмандеуб.

Таким образом земляк вернулся на землю.

Утюгов (махая примусом). Бап боп батурай!

обед прошёл благополучно.

Я съел одну тарелку супа

с укропом, с луком, со стрелой.

Да венигрет кортофель с хреном

милой Тани мастерство

ел по