Кольцо безумия - Галина Гончарова

Но!

Это – один поп. В крайнем случае штук пять на церковь. А остальная свора? На фига стране содержать кучу бездельников?

Налоги они не платят. Насколько я осведомлена, они вообще на привилегированном положении. А один друг рассказывал мне, что к ним в магазин с сельхозтехникой (комбайны, сеялки, веялки и прочая прелесть жизни) явился поп на джипе. Дешевом таком джипике, всего тысяч за девятьсот. И стареньком. Всего год, как в продажу поступил. Явно куплен на пожертвования. Копил бедный батюшка по рублику, копил – и наконец купил.

Хотя в другую машинку поп и не уместился бы. По скромным прикидкам друга, в нем было 120–140 килограмм. Но это он от голода опух. Точно. Или у батюшки просто неправильный обмен веществ… Но уж точно никак не обжорство. И вовсе даже от него салом с чесноком не пахло. Гнусное вранье! На дворе же пост как раз был! Какое сало?!

Одним словом, заваливается этот поп и просит показать ему комбайн.

Ребята обрадовались, сейчас продадут… процент получат, вы вообще знаете, сколько комбайн стоит?

Много.

Поп посмотрел, походил, похмыкал…

И предложил пожертвовать комбайн церкви. На исключительно добровольных и безвозмездных началах. Им же это зачтется на небесах! Обязательно!

Ребята офигели. И сил у них хватило только на то, чтобы послать попа… нет, не туда. Всего лишь к начальству.

А уж директор, будучи в тот день не в духе, послал попа… да-да. Именно что туда. Вы догадались абсолютно верно.

Поп пригрозил анафемой.

Директор – собакой.

Поп – проклятием.

Директор – охраной магазина.

Победила – дружба.

То есть, когда на пороге воздвигся славянский шкаф Вася и меланхолично осведомился: «Шеф, этот козел что, бабки платить не хочет?», поигрывая резиновой дубинкой и притоптывая ножкой в ботинке чуть ли не пятьдесят последнего размера, поп сдался и вылетел вон.

Обошлось и без анафемы. Так, скромным семиэтажным матерком с обеих сторон.

И за что мне уважать такую церковь?

И за что мне уважать монастыри?

Да в Европе все бордели от них отдыхали! А семейка Борджиа чего стоила?..

Сильно подозреваю, что у нас было немногим лучше. Просто хорошо законспирированное.

Вот так, бурча и ворча, я и завалилась на территорию монастыря, отпихнув с дороги какую-то тетку в три обхвата шириной.

– Девушка, вы куда?! – возопила она.

– Туда. Отвали, – проинформировала я.

Несколько секунд тетка пыталась угнаться за мной, что-то бухтя про наглую молодежь и мой неподобающий вид. Потом мне это надоело, и я развернулась к ней.

– Тётя, тебе чего надо?

– Так в церковь не ходят! – возмутилась она.

– Без вопросов. Могу ходить на руках, – я огляделась вокруг, бросила под ноги пакет с журналами – и крутанула колесо. Между прочим, Валентин меня два месяца учил его делать! И я научилась. Единственный минус – я плохо контролировала направление. И могла врезаться в стенку. Но в этот раз ничего не пострадало. – А… э… – застыла на месте тетка.

– Не надо на руках? Тогда ОТВАЛИ!!!

Я подхватила пакет и решительно направилась по ближайшей дорожке, не особо обращая внимание на посетителей и жителей. Мне нужен отец Павел. И я его найду.

* * *

В церкви обнаружилась подозрительно знакомая личность. Она стояла на коленях, сложив ручки и опустив головку, а рядом резво молился какой-то тип во всем черном.

– Отче наш…

Слушала я секунды три. А потом меня резко затошнило, в глазах запрыгали светящиеся мушки, а в нос ударил мерзкий смешанный запах ладана, пота и чего-то трудноуловимого, вроде затхлости, что появляется в старых склепах.

Будь я послабее, там и хлопнулась бы в обморок. Вместо этого я сделала три решительных шага и, наклонившись к девушке, шепнула:

– Тихвинская, свали отсюда на десять минут.

Наталья, а это была именно она, воззрилась на меня с удивлением.

– Леоверенская? А ты что здесь делаешь?

– Рожаю. Что, не видно?

– Видно. В таком виде – и в церковь?

– Человек создан по образу и подобию божию. А закрывая часть себя всякими гнусными тряпками, мы совершаем богохульство, закрывая подобие божье, – ханжески ответила я. – Где я могу найти отца Павла?

Тип во всем черном поднял голову – и оказался тем самым батьком Павло, который уговаривал меня прийти в лоно истинной церкви. Но я не извращенка. Пусть туда мужики ходят. А у меня ориентация стандартная.

– Юля? Я не знал, что вы – подруги…

М-да. И что теперь? Как оправдываться?

А почему я должна оправдываться?

– Таких друзей – на выставку в музей. К реликтовым гоминидам! Однокурсницы мы. А не подруги. Ясно?

Отец Павел покачал головой.

– Юля, вы всегда так агрессивно настроены…

– Вы что – знакомы? – искренне удивилась Наташка.

– Нет, – отрезала я. – Это был несчастный случай.

– Несчастный?

– Назвать знакомство со святым отцом счастливым случаем – у меня язык не поворачивается, – я тряхнула волосами – и развернулась. – Всего хорошего, не поминайте лихом, поминайте водкой…

– Юля, подождите, – попытался задержать меня священник.

Но я уже умчалась.

* * *

В машине я плюхнулась на сиденье, вытащила неразлучный блокнот и начала по памяти набрасывать лицо священника. А потом и вовсе впала в подобие транса. Рука сама путь найдет.

Минут через десять предварительный набросок был готов – и я поглядела на лист бумаги.

М-да.

Абзац.

На рисунке весьма схематично были показаны несколько костров, на которых горели люди. А рядом, на возвышении стоял священник с одухотворенным лицом и толкал речь, потрясая крестом. Кардинальская шапка и мантия, одухотворенно-безумное выражение лица – чувствовалось, что это не вера, а кайф от покорной ему толпы и осознания своей власти. И все же черты лица батька Павла были вполне узнаваемы.

Властолюбец. Однозначно. И опасный.

Горящие костры показывают первое проявление его власти? Гори, отличающийся от всех, отбившийся от стада баран. Гори! И это выражение лица… Пустите такую тварь к власти – и она зальет кровью все, до чего сможет дотянуться. Так же, как Гитлер. Или, если уж брать церковников, Торквемада.

Лучше с ним не связываться. Жить охота.

* * *

Наконец-то! Я набрал доссстаточно сссилы! Мой носсситель уссслышал меня сссегодня.