Десятое Блаженство - Валерий Петрович Большаков

class="p1">— Папка…

Тот же день, позже

Над Ионическим морем

Сиденье оператора сдвигалось по рельсикам от борта к борту. Я подложил спасжилет, и кое-как устроился. Мы пересекли Иран, миновали невидимую границу Ирака. Внизу блеснула ленточка Евфрата. Скоро сходить…

И тут запищал интерком, или как эта штука у летунов называется… СПУ.

— Да, товарищ командир… Слушаюсь… Эй, оператор!

— Чего вам, мистер Коу? — отозвался я.

— Хех! Командир передал — посадка в Хмеймиме отменяется! Приказано облегчиться над Адриатикой!

— Авианосец потопить?

— Соображаешь! — поерзав, лысый поинтересовался: — А это правда, что у тебя… Ну, что ты «Б-52» завалил?

— Мы их вдвоем завалили, — проворчал я. — Проявили массовый героизм…

— Их? Там что, два бомбовоза было?

— Три, но один — это не мы.

— Здо-орово… Меня, кстати, Гошей кличут.

— А меня — Мишей.

«Пять часов — полет нормальный…»

* * *

Понятия не имею, что творилось в передней кабине, где и командир с помощником, и штурманы, и бортинженер. Это они связывались с «советским АВАКСом» — «Ильюшиным» А-100. Они наводили и запускали ракеты. Я только спиной ощущал легкие содрогания корпуса, когда Х-65 покидала барабан, как револьверная пуля убойного калибра.

«Эмэс» летел на высоте в двенадцать километров, и вся ракетная стая потихоньку обгоняла самолет, снижаясь. Противокорабелки понесутся над самой водой, прячась от радаров. Потом они снова наберут высоту, выискивая «заказанный» корабль. И найдут.

Не помню уже, что я спросил у Гоши, но только он меня поправил со сдержанным превосходством военного:

— Не «икс», и не «экс», а «ха»! По-русски, а не по-ихнему. «Ха-шестьдесят пять»! Долбанет так, что мало не покажется…

Мы выпустили ракеты над Ионическим морем, и развернулись на север. Пролетев над Албанией, получили приятную весточку: четыре «шестьдесят пятых», которые «ха», вошли в борт авианосцу «Фош», вздыбив палубу и снеся «остров». Пятую ракетку французы доконали-таки, зато шестая пробила по эсминцу «Курбэ».

— Нормально! — заценил я.

— Не совсем… — буркнул Гоша, и забубнил, чуть ли не глодая усик микрофона: — Товарищ командир! Вижу четыре штурмовика «Супер-Этандар»! Предполагаю, с «Фоша». Заходят нам в хвост! Да… Да… Есть!

КОУ возбужденно защелкал тумблерами.

— Тяжело в учении, легко в бою… — бормотал он, ворочая кормовую турель, и пробуждая к жизни еще две задних спарки — верхнюю и нижнюю.

— А мне что делать? — поинтересовался я.

— Наблюдай, — буркнул Гоша. — Потом опишешь мои подвиги в газете «Красная звезда»… Может, и мне медаль дадут… Посмертно! Хо-хо…

«Супер-Этандары» подлетали издалека, и напали первыми — выпустили ракеты «воздух-воздух».

— «Мажики»! — рявкнул КОУ. — Вот же ж, гадство…

Один «Мажик» угодил в правый двигатель, второй — в левый. «Стратег» вздрогнул, кренясь то в одну, то в другую сторону.

Загрохотала кормовая спарка, развернулась нижняя — я четко видел трассеры, выпущенные из-под фюзеляжа. Крайний французский штурмовик вспух огненным облачком, и рассеялся запчастями.

— Есть!

По корпусу прошел резкий стук — заработала верхняя турель. Еще один «Супер-Этандар» закувыркался вниз. А потом с грохотом вышибло лист остекления гермокабины, расколотый мелкокалиберными снарядами, и воздух с ревом улетучился.

— Маску… — прохрипел Гоша. — Кислородную… Миша!

— Да! — ответил я невпопад, натягивая «намордник». Живительный газ омыл легкие, мигом проясняя сознание.

— Смени… меня… — КОУ застонал, и выматерился шепотом. — Задели… Руку задело… Я покажу, как и что…

— Давай, перевяжу!

— Я сам… Да лезь ты скорее! Там еще два гада!

Мы с трудом поменялись, и я уселся на место стрелка. Воздух, обтекавший самолет, густо ревел, свистя в осколках бронестекла, глаза слезились, а французские штурмовики будто покачивались в прицеле. Я выпустил две очереди, крест-накрест. «Супер-Этандар» вильнул, уходя с линии огня — и попался. Сначала ему сорвало обтекатель воздухозаборника, а затем раскрошило фонарь кабины.

— Есть!

Пилот успел покинуть самолет, вот только я не разделял принципов гуманизма — расстрелял катапультное кресло, ошметки так и брызнули.

Оставшийся штурмовик выпустил ракету, и свалился на крыло, пытаясь уйти. Ага, щаз-з! Боезапаса мне хватало…

Две очереди прошли мимо, зато третья полоснула по всему фюзеляжу «Супер-Этандара», от киля к острому носу.

— Готов! — выдохнул я.

— Ответь, — хрипло выдавил Гоша. — Слышь?

А до меня только сейчас дошло, откуда доносится настойчивый голос — из переговорного устройства.

— Да! — вытолкнул я.

— Гош? — озадачился незнакомый голос.

— Гоша ранен, перевязывается.

— Понятно… Тогда слушай внимательно, товарищ пассажир! — тон говорящего звучал расстроенно и жестко. — Командир тоже ранен. Приказано немедленно покинуть самолет! Исполнять!

— Есть, — буркнул я. — Гош!

— Я всё слышал… Это помощник командира. Бери мой парашют, я твой надену…

— А им как выпрыгивать? — повесив рюкзак спереди, я тулил парашют за спину.

— Кверху каком… Пересядут на транспортер…

— Да я серьезно!

— А я чё? Там транспортер между седушек! Сели, да поехали, прям к носовой стойке шасси… Люк откроют — и прыг, прыг, прыг…

— Готовы? — скрипнуло СПУ.

— Так точно! — ответил я.

— Покидаете самолет первыми! Ровно… через три минуты. Высота — четыре километра! Внизу — Черногория! Если нас разнесет далеко, пробирайтесь к Которской бухте! Все ясно?

— Так точно!

— Исполнять!

— Есть!

Оттикало три минуты. Гоша, кряхтя и ругаясь, здоровой рукой открыл нижний люк.

— Я пошел… И ты, чтоб сразу!

— Да понял, понял…

КОУ исчез в люке, его отнесло воздушным потоком, а следом подхватило и меня. Огромный самолет удалялся, два двигателя горели, вытягивая траурные шлейфы… А вот и экипаж посыпался… Один… Двое… Трое… Четверо…

Воздух бил в лицо, пугая не высотой даже, а своей ощутимой плотностью. Ниже распух Гошин парашют. Моя очередь…

Купол рванул меня вверх — и все сразу стихло. Бессильно обвисая в ремнях, я плавно опускался к земле, похожей на интерактивную карту, а серебристый «девяносто пятый» еле виднелся, удаляясь. Крошечный самолетик заворачивал к морю — грязные черные шлейфы выгибались широкой дугой.

Тот же день, позже