Улей Хельстрома - Фрэнк Герберт

— Хватит суетиться, — заметил Хельстром им в затылки. — Может, Линк, ты все-таки проводишь мистера Перуджи?

Они поспешно вышли, Перуджи — в явном замешательстве. У него сложилось впечатление, что Фэнси готова была опрокинуть его на спину и оседлать прямо на месте!

Хельстром подождал, пока за Крафтом и Перуджи закроется дверь, потом повернулся и вопросительно посмотрел на Фэнси.

— Он готов, — произнесла молодая женщина.

— Фэнси, что ты вытворяешь?

— Я выполняю свое домашнее задание.

Хельстром вдруг заметил, как пополнели ее щеки, как плечи растянули ткань халата.

— Фэнси, — сказал он, — ты собралась стать Праматерью?

— После Тровы у нас их не было, — ответила она.

— И знаешь, почему?

— Из-за всей этой чепухи насчет того, что Праматерь возбуждает весь Улей.

— Это не чепуха, и тебе это известно!

— Некоторые из нас считают иначе. Мы полагаем, что Улей способен роиться без Праматери, но это может привести к катастрофе.

— Фэнси, ты считаешь, что мы плохо знаем свое дело? Улей должен произвести, по меньшей мере, еще десять тысяч работников, прежде чем результаты станут заметными.

— Они заметны уже сейчас, — возразила Фэнси. И потерла руку об руку. — Некоторые из нас уже чувствуют их.

Комментарий к фильму:

«В фильме показана клетка насекомого, потом развитие яйца и, наконец, появление гусеницы. Какая поразительная метафора. Мы появляемся из тела родителя, от тех диких созданий, которые называют себя людьми. Смысл метафоры, однако, куда глубже. Она говорит, что мы должны готовиться к своему появлению. На этой стадии мы еще незрелы, и наши нужды подавляются подготовкой к зрелости. Мы появляемся, чтобы занять свое место на поверхности Земли. Когда же мы достигаем зрелого возраста, то едим, чтобы жить, а не для того, чтобы расти».

Шеф долго не брал трубку.

Перуджи сидел на краю постели после возвращения в мотель. Ленч они провели вместе с Хельстромом. Встреча совершенно разочаровала Дзулу: никаких признаков Фэнси, сплошные формализм и скукотища в гостиной старого здания Фермы, и никто не проявил интереса к его наживке, касающейся изобретений. Шефу вряд ли понравится такой отчет.

Голос шефа раздался в трубке внезапно, учитывая долгую задержку. Он звучал тревожно и деловито. Значит, старик не спал, а был так занят, что не хотел прерывать свою работу даже для того, чтобы добраться до аппарата, который он часто называл «адским инструментом».

— Я говорил, что позвоню сразу же, как вернусь, — сказал Перуджи.

— Откуда ты звонишь? — спросил Шеф.

— Из мотеля, а что?

— Ты уверен, что телефон не прослушивается?

— Да, я проверял.

— В любом случае поставь шифровальное устройство.

Перуджи вздохнул и включил установку. Чуть погодя он услышал голос шефа, измененный шифровальным устройством.

— А теперь давай выкладывай, что тебе удалось выяснить, — приказал шеф.

— Они не прореагировали на мои намеки о металлургии и новых изобретениях.

— А ты ясно выразил свое предложение?

— Я сказал, что знаю кое-кого, кто готов заплатить миллион за новое изобретение в этой области.

— Они не клюнули?

— Нет.

— Совет начинает давить на меня, — произнес шеф. — Так или иначе, скоро мы должны приступить к действиям.

— У Хельстрома должна быть цена! — сказал Перуджи.

— Ты считаешь, что если поднять ставку, то он купится?

— Нет, я не уверен. Но мне бы хотелось послать Джанверта и, может быть, Майерли в южную часть долины Хельстрома, чтобы они поискали там следы Карлоса и Тимьены. У меня предчувствие, Что они могли заходить с юга. Там много деревьев, а вы знаете, каким осторожным был Карлос.

— Ты никого туда не будешь посылать.

— Шеф, если мы…

— Нет.

— Но если мы надавим на Хельстрома, это намного облегчит нашу задачу. Мы можем все это проделать быстро и приготовимся к действиям до того, как соберется правление… Вы же знаете, какими они бывают, когда что-либо кажется им подозрительным.

— Яйца курицу не учат. Я же сказал: нет!

Перуджи понял, что окончательно запутался.

— Тогда что же вы хотите от меня?

— Расскажи мне, что ты видел на ферме Хельстрома.

— Почти столько же, сколько и вчера.

— А если точнее?

— В некотором смысле, там все обычно… даже слишком обычно. Ни смеха, ни улыбок, ни передышек; все очень серьезные и, как бы сказать, преданные. Да, это слово более всего подходит — преданные. А это уже необычно. И напомнило мне сельскохозяйственных работников коммуны в Чикоме, терпеливо ожидающих, когда наступит пора собирать хороший урожай.

— Не думаю, что мы обнаружим коммунистов на этом дровяном складе, — заметил шеф. — Но об этом не следует забывать, если вдруг нам понадобится покрыть себя славой. И все же это дело куда более серьезно, чем ты можешь себе представить.

— Да? — Перуджи вдруг ощутил неясную тревогу и сосредоточился на голосе, доносящемся из трубки.

— Мне сегодня звонили из самых верхов, — начал шеф. — Специальный помощник Самого. Им захотелось узнать, не мы ли это суем свой нос в дела Хельстрома.

— О-о! — Перуджи кивнул. Это объясняло, почему Хельстром чувствовал себя хозяином ситуации. Каким образом этот доктор по жучкам сумел пробраться так высоко?

— И что вы ответили? — поинтересовался Перуджи.

— Я солгал, — ответил шеф спокойным голосом. — Я сказал, что это, наверное, кто-то другой, поскольку мне об этом ничего не известно. Однако пообещал проверить, ибо бывает, что мои люди проявляют чрезмерное усердие.

Перуджи несколько секунд молчал, уставившись в стену. «Кто за всем этим стоит?» Этот вопрос мучил его. Вслух же произнес:

— Мы можем пожертвовать Мерривейлом, если это потребуется.

— Это один из вопросов, над которыми я раздумываю.

«Один из вопросов!» — мысленно повторил Перуджи.

Шеф не дал его беспокойству усилиться, спросив:

— Теперь расскажи, чем они занимаются на своей Ферме?

— Снимают фильмы о насекомых.

— Ты уже говорил мне это вчера. И это все?

— Я не уверен, что они еще чем-то там занимаются, но у меня есть некоторые соображения насчет того, где они могут этим заниматься. В этом сарае-студии есть подвал: гардероб и прочая ерунда, все вполне достоверное на первый взгляд. Но между студией и домом проложен туннель. Меня провели по нему, и мы вместе пообедали. Обслуживали нас, скажу прямо, довольно странные женщины. Красивые куколки, все четыре, но они ни разу и рта не раскрыли, когда я обращался к ним.