Согдиана - Явдат Ильясов

— Вот как? — загремел Александр. — Я виноват? Но разве я ограбил урушан и навлек на войско их гнев? Разве я дремлю у костров и позволяю варварам делать со мной все, что они хотят? Разве я кривлю рожу, услышав приказание начальника? Разве я слоняюсь без дела по лагерю? Войско разлагается. Вы по своей вине стали добычей варваров. Над вами насмехается каждый азиат. Александр вытащил бы вас из котла, но вы наглецы, вышли из повиновения! Я уже плох для вас? Да будет так! Слушайте: я отдаюсь на милость Спитамена и, если мне удастся от него откупиться, я сумею вернуться домой. А вы… если вы так мудры, как полагаете, то поступайте, как заблагорассудится. Прощайте!

Александр резко опустил на лицо забрало рогатого шлема и стал поспешно спускаться с холма. Птолеймаос Лаг и Фердикка во главе толпы самых преданных телохранителей прокладывали дорогу. Воины очнулись. Александр их покидает? Они разом позабыли обо всех обидах. Александр их покидает! Они глядели на него, как непослушные дети на рассерженного отца, уходящего из дома. Александр их покидает! Дракил и Лаэрт, у которых давно зажили язвы на пятках, но которые так же давно прозябали не у дел, отвергнутые разгневанным повелителем, переглянулись, поняли друг друга и повалились, точно рабы, под ноги царя.

— Слава Александру!!! — неистово заревели македонцы. Поступок двух товарищей послужил толчком, выведшим людей из оцепенения, и направил поток их мыслей по новому руслу. Александр поднял руку и остановился. Взмах его руки как бы закрыл все уста.

— Чего хотите от меня?

— Слава Александру!

— Хотите чтобы я остался?

— Слава Александру! — грохотала толпа. Александр повернулся и не спеша поднялся на вершину холма. Войско опять умолкло, будто языки у людей присохли к гортаням.

Александр неторопливо снял шлем, стиснул челюсти так, что его красивые губы перекосились и стали жесткими, точно шрам. Он медленно повел пронизывающим взглядом по густому строю бородатых воинов, по всему скопищу взрослых детей — простодушных, бесхитростных, которые живут отрывочными мгновениями, не додумывают до конца ни одной мысли и без помощи опытного наставника не доводят до завершения ни одного трудного дела. И там, куда падал ледяной взгляд повелителя, смущенно потуплялись глаза, низко опускались головы. Ряд за рядом вникали воины, и щетинистые гребни, султаны и конские хвосты их медных шлемов склонялись и колебались, точно космы сизых степных трав от ветра.

— Итак, вы простите, чтобы я остался? — Голос царя отдавал звоном железа. — Хорошо, прощу вас. Но обещайте, поклянитесь Керой, богиней смерти, беспрекословно выполнять мои повеления!

— Клянемся! — глухо отозвались воины, обрекая себя страшной клятвой на все страдания, уготовленные для них сыном бога Аммона. Чтоб рассеять мрак, сгустившийся в сердцах людей, Александр сменил гнев на милость и широко улыбнулся. И свет этой улыбки озарил будто луч солнца, выглянувшего из-за туч, десятки тысяч лиц, огрубленных от зноя и ветра.

— Как ловко он провел этих скотов, — шепнул Фердикке усмехающийся Птолемайос Лаг. Фердикка сердито насупился и проворчал:

— Скажи лучше: как ловко он вывернулся из тигровых когтей.

Александр тем временем уже распоряжался.

— Так как согдийцы для нас опасней всех здешних варваров, мы нападем сначала на Спитамена. Ликиец Фарнух хорошо знает язык согдийцев. Он сегодня же поведет отряды Койноса, Карана и Кратера на Мараканду. Но поведет не прежней дорогой через горы; двинется по краю западной пустыни, займет ворота Змеиных Трав[24]и проникнет в долину Политимета[25]там, где Спитамен его не ждет. Этим Фарнух выиграет время, обойдет узрушан, ускользнет от приречных скифов и внезапно обрушится на Спитамена. Фарнух, собирайся!

Добродушный ликиец, ничего не смысливший в делах войны, пытался возразить против неожиданного повышения; но сын Филиппа так сверкнул на ликийца глазами, что новоиспеченный полководец ринулся с холма, как антилопа.

— Теперь, — продолжал Александр, — надо обезопасить себя от скифов запада и востока. Захваченные нами города узрушан плохо приспособлены к обороне. Находящиеся в них варвары только и ждут удобного часа, чтобы ударить в спину. Поэтому следует построить между Газой и Киресхатой хорошо укрепленный город. Нас много, и мы возведем его за две декады. После этого мы переправимся через Яксарт и разгоним варваров, собравшихся на той стороне. Таким образом мы отрежем скифам путь к Мараканде, и варвары не сумеют помочь войскам Спитамена. Понятно? Так за работу! Копайте землю! Глину месите! Рубите лес! Косите зеленый тростник. Ни одного часа промедления!

И он сделал правой, здоровой рукой повелевающий жест.

— Мой хлеб — в острой пике, — дружно запели воины, расходясь по лагерям, гимн поэта Арзхилоха. — В ней же вино из Исмара. Пика под рукою, когда пью…

Уже семнадцать дней после бурного совета, к изумлению узрушан и скифов, наблюдавших за македонцами с гор, на берегу реки, словно по воле могущественного колдуна, выросла Александрия Эсхата — город со стенами, башнями, домами, улицами, площадями, храмами и широким рвом. На восемнадцатый день македонцы приступили к сооружению плотов. На двадцатый утром завязался бой.

Для начала фракийцы и саки-тиграхауда обменялись через реку тучей стрел, не принесших особого вреда ни той ни другой стороне. Затем греки установили на берегу метательные орудия. По знаку Александра баллисты, катапульты, онагры и палинтоны выбросили сотни дротиков по три локтя длиною и ядро из свинца весом до трех фунтов. Ядро летело за шестьсот шагов и сметало все живое, как смерч, а дротик чуть не за полстадия пробивал самый толстый медный панцирь. Отряд саков-тиграхауда пришел в расстройство.

Не прекращая обстрела, царь погрузил на плоты конницу греков и четыре илы македонских гетайров и под звуки труб переправился на правый берег Яксарта. Пращники и лучники плыли на туго надутых мехах. Шесты кормчих и руки барахтающихся среди волн легких пехотинцев поднимали каскады сверкающих брызг. Тревожно ржали кони. С треском сталкивались плоты. Вопили подхваченные водоворотом стрелки; их пронзительные крики разносились далеко по реке. Она почернела от плотов и людей, стала похожей на пролив у острова Саламина, где афинянин Фемистокл потопил корабль персидского царя Ксеркса.

Передовой отряд выбрался на берег, выставил пики и ринулся на скифов. Но саки-тиграхауда окружили врага и засыпали его трехгранными бронзовыми стрелами.

"Тогда, — записал вечером Клитарх, — божественный Александр послал на помощь коннице легкую пехоту. Скифы отошли, не теряя нас из виду. Ожидая от них какой-нибудь каверзы, царь укрепил головные отряды верховыми стрелками, добавив к ним три малые фаланги гетайров. Но скифы, ловко управляя конями и не прерывая стрельбы из луков, отразили удары македонцев. Потому Александр сам навалился на азиатов тяжелой конницей. Скифы не выдержали напора и бежали, оставив тысячу убитых и сто пятьдесят пленных."