Ермак Тимофеевич - Николай Гейнце

— Слушаю, — глухим голосом произнёс Ермак Тимофеевич.

— А я, как только ты пойдёшь в поход с молодцами, пошлю царю челобитную, — успокоил его Семён Иоаникиевич.

Ермак встал.

— Прощенья просим, — поклонился он.

Встал и Строганов.

— До свидания… Уж ты прости меня, добрый молодец, что боль тебе причинил сердечными речами моими. Сам, чай, понимаешь, одна у меня она, племянница-то…

— В чём же ты виноват передо мною, Семён Аникич? Дело понятное… Я похуже ожидал за мои речи несуразные, — отвечал Ермак Тимофеевич.

— Умные речи приятно и слушать, — заметил Строганов.

Ермак вторично поклонился ему и вышел.

Отойдя подальше от двора, он оглянулся на хоромы строгановские прощальным взглядом. На глазах его блестели слёзы. На окна светлицы Ксении Яковлевны он взглянуть не решился.

А между тем молодая Строганова вместе с Домашей неотводно смотрели в окно. Они видели, как Ермак Тимофеевич вышел из избы и направился в усадьбу.

Ксения Яковлевна стала с нетерпением ждать его появления в светлице. Но время шло, а Ермак Тимофеевич не появлялся.

— Куда же это он запропастился? — тревожно спросила девушка Домашу.

— А може, Семён Аникич его задержал, с ним беседует…

— Да, кажись, он эти дни прямо сюда ходил.

— Ходить-то ходил, да день на день не приходится. Может, сегодня позвали его к Семёну Аникичу.

— Что-то сердце у меня не на месте…

— С чего бы?

— Чует беду…

— Перестань, какая беда такая!..

— А если он говорить стал с дядюшкой?

— А разве хотел он?..

— Да, баял что-то такое, только, кажись, не собирался так скоро…

— Да и зачем спешить? Не горит под вами…

А Ермак всё не шёл. Девушки в волнении ходили по комнате, заглянули в рукодельную. Там шла обычная работа и на своём обычном месте сидела Антиповна.

Ксения Яковлевна и Домаша вернулись в горницу и снова подошли к окну.

— Он уходит! Что это значит? — воскликнула Ксения Яковлевна и побледнела.

Ермак действительно приближался к своей избе с низко опущенной головою.

— И не глядит сюда, — голосом, полным отчаяния, тихо сказала девушка.

— И впрямь не стряслось ли чего? — задумчиво произнесла Домаша.

Не успела она это сказать, как Ксения Яковлевна вскрикнула и без чувств упала на пол. В светлице поднялся переполох.

Обморок с Ксенией Яковлевной был очень продолжителен. Сенные девушки раздели её, уложили в постель, а она всё не приходила в себя, несмотря на то что Антиповна опрыскала свою питомицу водой, смочила голову винным уксусом, давала нюхать спирт. Ничего не помогало.

Ксения Яковлевна лежала неподвижно на своей постели без кровинки в лице, и лишь теплота тела да слабое биение сердца указывали, что она жива.

Старуха окончательно растерялась и побежала к Семёну Иоаникиевичу.

— Что случилось? — встревоженно спросил тот.

— Обмерла, батюшка, обмерла Ксенюшка.

— С чего же это?

— А Господь её ведает… Сама не знаю, с чего… Вдруг обмерла и упала, да теперь вот с час поди пластом лежит.

— При тебе это случилось?

— Никак нет, батюшка Семён Аникич, я в рукодельной сидела.

— А Аксюша одна была?

— Нет, с Домашей.

— Опросила её?

— Опросила…

— Что же она сказывает?

— Да стояли, гыть, у окна. Вдруг как-то вскрикнет, да на пол и упади. Домаша-то не успела и поддержать…

— Вот напасть-то…

— Истинно напасть, батюшка Семён Аникич. Раздели мы её, в постель уложили, в себя не приходит. Уж чем только я её не пользовала… Надо бы позвать Ермака Тимофеевича…

— Иди ты с твоим Ермаком Тимофеевичем, — крикнул было в сердцах Семён Иоаникиевич, но вдруг остановился и более мягким тоном произнёс: — Сам-ка я пойду посмотрю её…

Семён Аникич вместе с Антиповной отправился в опочивальню племянницы. В уме его происходила тяжёлая борьба. «Ужели придётся звать снова Ермака после того, как часа два тому назад он решил запретить ему встречаться с Ксенией. И с чего могла приключиться вдруг такая хворь с нею? Уж не проведала ли о его сговоре с Ермаком? Да и откуда узнать ей? С ним она не виделась… Он не посмел бы пойти в светлицу против его воли…»

Но для полного успокоения он всё же спросил у Антиповны:

— Ермак был?

— Не бывал ноне… Пришёл было, я его к тебе, батюшка, послала, а потом он не возвращался… Кабы был, може, того и не приключилось…

— Это почему же?

— Увидал бы он, что худо становится девушке, чем ни на есть бы пользовал.

— А-а, — протянул в ответ Семён Иоаникиевич.

Он вошёл в светлицу, где застал сенных девушек, сбившихся в кучу и о чём-то оживлённо беседовавших шёпотом. Увидев Семёна Иоаникиевича и Антиповну, они бросились по своим местам и притихли. Хозяин прошёл в следующую горницу.

— У какого окна она упала-то? — спросил Строганов.

— Вот у этого, батюшка, Семён Аникич, у этого…

Она указала окно, у которого обыкновенно в последнее время стояла Ксения Яковлевна. Семён Иоаникиевич посмотрел в это окно. Изба Ермака Тимофеевича с петухом на коньке бросилась ему в глаза. Он понял всё.

«Она видела, как Ермак шёл сюда и как возвращался отсюда. Она догадалась», — промелькнуло в его уме. Он молча пошёл в опочивальню.

Ксения Яковлевна продолжала лежать без движения на постели. У её ног на табурете сидела Домаша, печальная и в слезах. Она встала и низко поклонилась Семёну Аникичу. Старик Строганов грузно опустился на табурет и несколько секунд пристально смотрел на лежавшую недвижимо племянницу.

— Пошли, Антиповна, кого ни на есть за Ермаком Тимофеевичем, — сказал он наконец с видимым усилием.

Антиповна вышла с быстротой, не свойственной её летам. Семён Аникич остался с Домашей у постели больной.

— Чего это с ней? — шёпотом спросил он девушку.

— Не ведаю, сама не ведаю…

— Ой ли…

Домаша густо покраснела.

— Выкладывай всю правду лучше, — так же шёпотом, с оттенком строгости продолжал Строганов. — Ждала она ноне Ермака?

— Ждала…

— В окно смотрела?

— Смотрела…

— И видела, как он назад пошёл?