Проклятый подарок Авроры - Елена Арсеньева

Лиза послушно достала аусвайс и протянула Вернеру. Он прав во всем. Пора запомнить, что любой оккупант имеет право не только проверить у нее документы, но и убить ее.

Просто так. Безо всякого повода. И безо всякого наказания за это. Хотя убитого мало греет, наказан ли потом его убийца или нет…

Но если честно, Вернер («просто Алекс») сам вынуждает Лизу так себя вести. Никогда не поймешь, когда он говорит серьезно, а когда шутит, насмехается — причем не только над Лизой, но и над собой. С ним невозможно быть серьезной, его невозможно бояться, а ведь это враг, фашист! Наверное, даже узнай он о том, в каком страшном деле она вынуждена участвовать, даже разоблачив ее, даже направляя на нее пистолет, он будет смеяться и шутить.

— Интересно, — задумчиво сказал Вернер, возвращая Лизе аусвайс, — сохранился ли у фотографа, который делал этот прелестный снимок, негатив? Я бы с удовольствием заказал ему еще одно ваше фото. Для себя. Только не такое маленькое, а кабинетного, так сказать, формата. Знаете, с почтовую открытку, вот такого размера. — Он показал на пальцах. — И носил бы его в бумажнике, иногда с гордостью предъявляя своим приятелям. Они рассматривали бы его, завидовали бы мне, восхищались вашим изумительным лицом, делали бы скабрезные намеки, которые я с тонкой улыбочкой игнорировал бы, а потом спрашивали, что написано на обороте снимка. И я с удовольствием переводил бы им вашу дарственную надпись, сделанную, конечно, по-русски: «Моему любимому Алексу — на вечную память. Лиза Пет-ро-пав-лов-ская». Неужели мне удалось выговорить вашу фамилию?! Ну и в конце пусть будет написано — такого-то числа, такого-то года, город Мезенск, бывшая Россия.

— Вам бы фантастику писать, герр обер-лейтенант, — сухо сказала Лиза, с усилием пытаясь справиться с дрожью ненависти.

«Любимому Алексу» — это ладно, это переживаемо, это мещанство и пошлость, но это терпимо. Но насчет «бывшей России»… Да как ты смеешь?!

— Фантастику? — удивился Вернер. — А, понимаю. Жюль Верн, Герберт Уэллс… Ну и Томас Мор, конечно. «Утопия»! Я читал, очень любопытно. Интересно, что кажется вам утопией?

Вот пристал, а?!

— Алекс, может, я пойду, а? — жалобно попросила Лиза, нарочно называя его по имени: авось рассиропится и угомонится. — Меня ждет фрау Эмма. Как-то неловко опаздывать в первый же рабочий день!

— Ну, за это обращение я для вас готов даже луну с неба достать! — усмехнулся Вернер, однако вид у него сделался очень самодовольный, и Лиза поняла, что ее невинная женская хитрость подействовала. — Сейчас я вас пропущу. Я хотел бы проводить вас в зал и сразу, так сказать, заявить свои права, потому что, подозреваю, у вас отбоя не будет от поклонников, однако должен уехать: меня вызывает фон Шубенбах. Да, вообразите, наш простреленный приятель лично возглавлял поимку этого мерзавца, который вчера с самолета положил несколько десятков доблестных солдат фюрера, а заодно — жителей Мезенска… Вы слышали, конечно, об этом?

Лиза кивнула, решив умолчать о том, что она об этом не только слышала, но и имела несчастье наблюдать своими глазами.

— Ну так вот, этот негодяй арестован, все сведения о нем держатся в секрете, однако расследование идет полным ходом, и я сейчас должен ехать к Шубенбаху по его личному вызову. Ума не приложу, что там за срочность и чем я могу ему помочь, — может быть, он попросит с помощью моего отца нажать на какие-то педали в Берлине, чтобы наделить его новыми полномочиями. Все-таки его шеф сейчас в отъезде, у Шубенбаха возник замечательный шанс выдвинуться, а он весьма честолюбив, своего не упустит. Сами понимаете, служба прежде всего, кроме того, помощник военного следователя — не та персона, приглашением которой можно пренебречь. Словом, дорогая, я попытаюсь вернуться пораньше, но если этого не произойдет, умоляю вас держаться стойко и не простирать свою благосклонность на первого же попавшегося бравого фронтовика, поразившего ваше воображение своими байками. Помните, что у вас есть перспектива получше! Вашу ручку!

Вернер приложился к ее руке и ушел, посмеиваясь, а Лиза смотрела ему вслед с ненавистью. «Любимый Алекс»… чтоб ты сдох со своими намеками! Все-таки, как ни кощунственно это звучит, нет худа без добра: если бы не этот гад-антифашист, устроивший бойню на площади, Алекс так просто не отвязался бы сегодня от Лизы, и современные вариации на тему Юдифи и Олоферна вполне имели бы шансы воплотиться в реальность.

Но после того, что сегодня было с Петрусем, это просто невозможно!..

Лиза прогнала поплывшие перед глазами воспоминания, которые вмиг сделали ее слабой, и вошла в ресторан.

Далекое прошлое

На похороны зятя приехала мать Авроры, госпожа фон Валлен, и рассказала, что, когда о кончине Павла Николаевича Демидова стало известно в Гельсингфорсе, она получила письмо от той самой айти Виртунен, которая некогда опоздала принять новорожденную Аврору. Повитуха была на смертном одре и всеми святыми умоляла госпожу фон Валлен навестить ее. Несмотря на то что нужно было срочно ехать к дочери, та не могла отказать умирающей в исполнении последнего желания. И умирая, матушка Виртунен сообщила, что именно сказала ей «королева троллей» в ту минуту, когда они столкнулись в дверях дома Шернвалей. «Да будет проклята ее красота и имя ее! А ты молчи об этом, не то умрешь на месте!» — вот каковы были ее слова.

Матушка Виртунен поняла, что пророчество касалось прекрасной Авроры, а угроза — ее самой. Вот она и молчала — до тех пор пока смерть не подошла к ее изголовью и бояться ей больше было нечего. Едва проговорив эти слова, она испустила дух.

Услышав рассказ матери, Аврора не могла не задуматься над тем, что, оказывается, она и в самом деле была невольной причиной смертей тех, кого любила. Трижды она дарила вещи со своими инициалами людям, которых любила, — и трижды их настигала смерть.

Сама толком не зная, верит она в это или нет, Аврора поклялась больше не делать таких ошибок — ведь у нее оставался единственный мужчина, которого она любила: сын.

Лишь миновал девятый день после кончины мужа, она уехала на Урал, в Нижний Тагил.

Нижний Новгород, наши дни

— Вообще существует такое понятие, как презумпция невиновности, — пробурчала Алёна, неохотно волоча себя по лестнице. Менты напористо топали следом, явно мечтая подтолкнуть ее в спину. Они так и горели служебным рвением.

Ответа на ее реплику не последовало.

— Не понимаю, почему вы меня не слушаете! — возмутилась Алёна. — Говорю вам, у меня нет никакого оружия, ни огнестрельного, ни холодного, кроме ножей кухонных. Но это вроде не считается?

— В определенных обстоятельствах и кухонный нож может стать орудием убийства, — сообщил Скобликов. — Я вам сколько угодно таких случаев могу рассказать.

— Спасибо, не надо! — передернула плечами Алёна. — То есть я вам очень признательна, но — спасибо, не надо. Может быть, когда-нибудь в другой раз. У меня сейчас очень много работы.