Подмастерье Элвин - Орсон Скотт Кард

Однако мячики вдруг исчезли, и свет превратился в огонь, в чистый огонь, накатывающийся на дом, подобно нежным волнам, бьющим о берег озера Мизоган. И волны эти согревали все вокруг — дерево стен, тяжелый кухонный стол, железо плиты, так что предметы постепенно начали дрожать, танцевать, наполненные жизнью. Один Элвин мог видеть это, один Элвин знал, что происходит, когда дом пробуждается с приходом дня.

Больше всего на свете Рассоздатель ненавидит огонь солнца. Жизнь, которую тот несет. «Надо потушить этот огонь, — твердит про себя Рассоздатель. — Потушить все огни, заморозить воду, весь мир покрыть льдом, окутать небо чернотой и холодом». А противостоит намерениям Разрушителя один-единственный Мастер, который даже колодец вырыть не может, чего-нибудь не испортив.

«Лишь тот настоящий Мастер, кто является частью своего творения. Какого творения? Что именно я творю? И как я могу быть частью того, что творю? Неужели, работая с железом, я становлюсь его частью? А беря в руки камень, я воплощаюсь в окаменевшую землю? Бессмыслица какая-то, но я найду в этих словах смысл, иначе проиграю войну с Рассоздателем. Я могу сражаться с ним всю жизнь и какими угодно способами, но когда я умру, мир все равно окажется в его власти. Должен же быть какой-то секрет, какой-то ключ к происходящему, чтобы я мог построить Хрустальный Город. Я обязан найти этот ключ, и тогда одним словом я заставлю Рассоздателя отступить, обратиться в бегство и умереть. Да, может, даже умереть, чтобы жизнь продолжалась вечно и немеркнущий свет светил всегда».

Элвин услышал, как в спальне заворочалась Герти, и один из сыновей кузнеца тихо заплакал — последний шум перед пробуждением. Элвин потянулся и почувствовал, как затекшие за ночь мускулы приятно заныли, пробуждаясь к жизни и готовясь к трудному дню в кузнице рядом с пылающим огнем.

Сон Пегги был не столь крепок и долог, как сон Элвина. Его битва закончилась; он мог спать сном победителя. Однако для нее все только начиналось.

Проснулась Пегги ближе к вечеру и обнаружила себя в постели, на чистых льняных простынях. Тело сводило от усталости, голова болела. На Пегги была надета ночная рубашка, хотя сама она не помнила, как разделась. Зато помнила песенку Иволги, помнила, как Артур Стюарт перекладывал птичье пение на человеческий язык. Потом она заглянула в огонь сердца Элвина и увидела, что тропки будущего вновь появились там — но Пегги на них по-прежнему не было. После этого в памяти Пегги наступил провал. Миссис Модести, наверное, раздела ее и уложила в кровать, несмотря на то что солнце уже клонилось к полудню.

Она перекатилась на бок, таща прилипшую к спине и пропитавшуюся потом простыню. Элвин все-таки одержал победу; урок им усвоен; теперь Рассоздателю будет непросто подобраться к юноше. Заглянув в будущее Элвина, Пегги не увидела там никакой опасности. После случившегося Рассоздатель наверняка заляжет где-нибудь, ожидая следующей удобной возможности, или вновь обратится к помощи своих человеческих прислужников. Может, к преподобному Троуэру опять явится Посетитель, или еще какая заблудшая душа, тянущаяся к злу, примет Рассоздателя в учителя. Опасности в этом не было — по крайней мере сейчас.

Однако Элвин по-прежнему не знает, что значит быть Творцом, и не умеет управлять своей силой, так что победа над Разрушителем еще не одержана. Хрустальный Город никогда не будет возведен, а он должен быть построен, иначе жизни Элвина — и жизни Пегги, надеющейся помочь ему, — скоро придет конец.

Вырвавшись из объятий лихорадочного сна, Пегги задумалась над тем, что будет дальше. Элвин должен подготовить себя, возобладать над собственными человеческими слабостями. Если есть в мире какие-нибудь знания относительно искусства или науки Творения, у Элвина нет ни единой возможности ими овладеть. Его школа — кузница, а учитель — жаркий горн. Чему он там научится? Неужели тому, что людей можно изменить только убеждениями и упорным трудом, мягкостью и кротостью, неизбывной любовью и добротой? Нет, научить Элвина величию может лишь тот, кто обладает им.

"Все, мое обучение в Дикэйне подошло к концу.

Миссис Модести, вы преподали мне немало уроков, и все их я прилежно затвердила. Так что я с достоинством понесу титул, к которому вы меня готовили. Титул, который делает честь любой леди.

Титул госпожи".

Ее мать вся округа знала как тетушку Гестер. Тетушками называли многих, но мало кто может заслужить искреннее почтение. Редкая женщина производит на окружающих людей такое впечатление, что ее хочется назвать не тетушкой, а госпожой. Как, к примеру, миссис Модести никогда не звали «мэм». «Мэм» — так можно обратиться к кому угодно.

Пегги поднялась с постели. Голова ее слегка поплыла, и ей пришлось ухватиться за спинку кровати. Подождав чуть-чуть, она опустила ноги на деревянный пол. На цыпочках она подошла к двери, однако ее уже услышали — по лестничным ступенькам застучали туфельки миссис Модести.

Пегги остановилась перед зеркалом и взглянула на свое отражение. Волосы после сна взъерошены, некоторые пряди слиплись от пота. На щеках рубцы от подушки. Однако она увидела лицо таким, каким его научила видеть миссис Модести.

— Мы с тобой славно поработали, — раздался позади голос миссис Модести.

Пегги не обернулась. Она и так знала, что ее учительница вошла в комнату.

— Женщина должна знать, что она прекрасна, — сказала миссис Модести. — Сотворив Еву, Господь наверняка дал ей какое-нибудь стеклышко или отполированную серебряную пластинку, в которую Ева могла поглядеться и увидеть, что явилось очам Адама.

Пегги повернулась и поцеловала миссис Модести в щеку.

— То, что вы сделали из меня, замечательно, — сказала она.

Миссис Модести поцеловала ее в ответ, но, отстранившись, Пегги заметила слезы в глазах женщины.

— И вскоре мне придется потерять тебя.

Пегги не привыкла выставлять чувства напоказ. Тем более она не ожидала, что решение, в котором она сама сомневалась, будет так заметно.

— Потерять?

— Я научила тебя всему, чему могла, — продолжала миссис Модести. — Но прошлой ночью я поняла, что тебе нужно нечто такое, чем я никогда не располагала. Тебя ждет работа, которая вряд ли кому под силу.

— Я всего лишь хочу стать верной женой Элвину.

— Для меня это было начало и конец, — произнесла миссис Модести.

Отвечая, Пегги специально выбирала правдивые слова, а следовательно, добрые и прекрасные:

— Возможно, все, что нужно мужчине от женщины, заключается в том, чтобы она любила, была мудра и заботлива, как поле цветов, на котором он сможет превратиться в бабочку, чтобы пить сладкий нектар из ее бутонов.

— Ты слишком добра ко мне, — грустно улыбнулась миссис Модести.

— Но Элвина ждет нелегкий труд, и ему не нужна красавица, которая будет любить и холить его после трудового дня. Ему нужна женщина, способная подхватить его ношу.