Чужое знамя - Максим Михайлов

Свисающие стебли лиан, мягко шлепали по щекам, гибкие тонкие ветки кустарников хлестали плетьми, оставляя быстро багровеющие царапины. Сил уворачиваться и нагибаться давно не было. Кекс, тяжелой безвольной куклой болтавшийся на плечах, гнул к земле, выворачивал спину, заставлял натужно хрипеть не справляющиеся с нагрузкой легкие. Но он продолжал бежать, дальше, дальше в глубь этого леса, оставляя за спиной стрельбу и крики преследователей, хрипя от натуги и раз за разом прокусывая губу, стремясь этой резкой болью подстегнуть и так выкладывающийся на пределе организм. И лишь когда за спиной осталось не менее километра, а сердце готово было уже вот-вот, выломав ставшие слишком тесными ребра, выпрыгнуть из груди, он разрешил себе упасть на колени и осторожно, хоть это было и глупо после такой транспортировки, опустить в заросли мягкого мха тело раненного друга.

– Ну что ж ты так, братка? Какого же хрена, родной, а? Что ж ты натворил-то, малый? Ну, давай, давай, приходи в себя, ну! Некогда нам здесь задерживаться! Это ж царапины! Я с такими на свадьбах танцевал и на ринг выходил! Ну, давай, очухивайся!

Кое-как второпях намотанные бинты скособочились и давно набухли багровым, из-под них медленно сочилась черная венозная кровь, перемешанная с какой-то буро-зеленой слизью. Лицо Кекса было бледно той нездоровой белизной, которая обычно отличает доходящих от слабости и легочного кровотечения чахоточников. На лбу жемчужной россыпью выступили отливающие желтизной мелкие бисеринки холодного пота. Зато ресницы закрытых глаз вдруг ощутимо дрогнули, шевельнулись, затем чуть искривились губы, выпустив наружу пузырящуюся кровавую пену.

– Ну, ну, давай, открывай глаза, братишка! Ну, нам же все нипочем! Нас же так не возьмешь! – затормошил его Самурай.

И вот, наконец, открылись глаза и сквозь наркотический туман, вызванный лошадиной дозой промедола, глянули вполне осмысленно. Губы дрогнули захлебываясь красным, но упорно силясь что-то сказать.

– Молодец, молодец! Молчи, не говори ничего! Просто слушай! Меня слушай! Слушай внимательно и не уходи, понял?! Главное не уходи?! Будь здесь, концентрируйся! И мы еще вернемся домой! Будем пить водку, и драть девок! Все у нас будет! Главное не уходи!

– Н-н-е бу-у-дет, – чужим, срывающимся и захлебывающимся на каждом звуке голосом, выдавил Кекс. – Я ви-дел, с та-ким не живут…

– Молчи, урод, молчи! Накаркаешь еще! Нормально все будет, вытянем, всегда вытягивали, – чувствуя подкатывающий к горлу комок, и щиплющие глаза слезы бормотал Самурай. – Ты главное терпи, немного осталось, терпи! Сейчас вертушки подойдут, в госпиталь поедешь! Там хорошо, там сестренки в халатах, кровати мягкие. Ты только терпи, слышишь?! Слышишь, мать твою, терпи! Не уходи!

– Ка-какие вер-тушки? Нет никого больше, ни-кто не придет… Од-ни мы, дав-но од-ни…

– Нет, это ты брось! Будут, будут вертушки! Все будет! Главное верить, вертушки с НУРСами и десантура. Главное дотерпеть, продержаться еще чуть-чуть! Ты терпи, братка, терпи. А потом домой! Домой! Слышишь?! Мы там устроим выставку! Соберем все твои картины и устроим выставку в Третьяковке! Хочешь? А что, бабки будут, так что запросто! Ну? Классно же, твоя выставка в Третьяковке?!

– Н-н-ет, не хочу… Стыдно… Не то ри-совал… Не то… А самую глав-ную кар-тину не сделал… Думал е-ще успею… И вот… Не ус-пел…

Из-за пляшущих губ вытолкнулся очередной фонтанчик крови и Самурай утерев его рукавом и крепко обхватывая рукой вздрагивающую голову Кекса, баюкая ее у себя на коленях, поспешно зашептал в ответ:

– Ты это брось, брось, не дури! Все будет, напишешь еще, такое напишешь, все ахнут! Во всех музеях показывать будут, автографы раздавать будешь направо-налево. Мы все, слышишь, все на твою выставку пойдем, и будем задирать нос и рассказывать, что с тобой знакомы. А ты, небось, зазнаешься, будешь от нас морду воротить, да? Вот, а мы тогда тебе напомним, как вместе по джунглям ползали, да? Вот, ты главное верь, все будет, все будет…

Ветки кустарника беззвучно встрепенулись, пропуская на прогалину гибкую и ловкую фигуру в пятнистом камуфляже. Самурай дернулся было к отброшенному в сторону автомату, но, узнав Беса, опустил руку. Вслед за командиром на поляну выбрался Студент, глянул вокруг дикими глазами и опустившись на корточки и обхватив голову руками тихонько заскулил раскачиваясь из стороны в сторону.

– Заткнись, – зло цыкнул на него Бес, придерживая слишком упругую ветвь, чтобы она не хлестнула по лицу выбирающуюся из зарослей Ирину. Девушка держалась немногим лучше Студента, та же тошнотная восковая бледность и огромные как чайные блюдца, перепуганные глаза.

– Как он, – Бес кивнул в сторону вновь опустившего веки Кекса.

– Плохо, – коротко бросил Самурай, принимаясь снова тормошить соскальзывающего в гибельное забытье друга.

Бес подошел и стал рядом, наблюдая за его усилиями, несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с духом и лишь потом, положив ладонь на плечо Самурая, произнес:

– Время дорого. Нам надо идти.

– Но ведь еще не вернулся Маэстро. Разве мы его не ждем? – резко вскинул голову вверх Самурай, пронзая усталое лицо командира вопросительным и вместе с тем уже все понимающим взглядом.

– Он не придет. Ты же слышал стрельбу? Если бы он сумел оторваться, то уже давно был бы здесь. Тут бега на три минуты. Раз не пришел, значит не смог… А нам надо идти. Понимаешь? Чтобы его гибель не оказалось напрасной, мы должны идти! Если мы здесь досидимся до их прихода, получится, что Маэстро погиб просто так, бессмысленно…

– Понимаю… – внутренне цепенея, непослушными губами выдавил Самурай. – А Кекс?

Бес долго молчал, глядя куда-то поверх его головы, стараясь не встретиться с ним глазами, наконец, сжав губы, тряхнул головой:

– Ты же сам все понимаешь. Он все равно не выживет. Даже если бы он сейчас очутился в самом лучшем госпитале, у него было бы очень мало шансов. А здесь, – он обвел рукой переплетение лиан. – Их нет вообще. Что ты предлагаешь? Тащить его на себе? Нас достанут через час! А если нет, то что? Что будет, когда у нас кончится промедол? Молчишь? Морду от меня воротишь?! Нет уж, ты на меня смотри, добряк ты наш! И ответь мне, каково ему будет без промедола? Не хочешь? Ну так я тебе сам скажу! Это будет сплошной комок визжащей боли! И ради чего?! Чтобы сдохнуть на несколько часов позже?! Этого ты хочешь для своего товарища?!

– Я это уже слышал, Бес, – медленно и устало, глядя прямо в глаза командира, проговорил Самурай. – И ты тоже… Помнишь, там, у Гумисты. И тогда я послушался, и ненавидел себя за это… Но в то время я был еще молодым сопляком, а теперь уже нет… И второй раз так не получится.