Мой непутевый дедушка - Андрей Анатольевич Трушкин

было вперед Игоря: — Стоять на месте! Один из них — связной.

– Какой связной? — изумился Васька.

– У МакХорнета села на спутниковом телефоне батарейка. Без него он не может подготовить переход границы. Один из этих парней привез ему батарейки. Этот человек — предатель!

«Батарейки. У кого могли быть батарейки?» — лихорадочно соображал Васька. У Игоря он их не видел. У Тахира — тоже. Стоп! У Тахира есть батарейки! В фонарике!

Страх прибавил Ваське сил, он ринулся прямо на Тахира, стараясь ударить его головой в живот.

Тахир с легкостью парировал его удар, но, отвлекшись на Ваську, пропустил выпад ногой Игоря и со стоном покатился по земле.

Васька, Петр Никодимович, Игорь насели на Тахира и принялись его вязать веревкой, сдернутой с его же плеча.

– Отпустите! — хрипел Тахир. — Это ошибка! Это ошибка, я вам говорю!

– Вот сейчас тебя спеленаем, — пыхтел Петр Никодимович, — и разберемся, кто тут кто.

Закончив затягивать узлы, Петр Никодимович сел на Тахира и обернулся к Ваське:

– С чего ты взял, что связной — это он?

– Фонарь, — пояснил Васька, — в нем — батарейки.

Дед хмыкнул, подобрал с земли фонарь с разбитым предохранительным стеклом. Потом он нашарил в карманах зажигалку, запалил от нее валяющийся рядом недогоревший факел и погасил фонарь.

Красные блики плясали на помятой алюминиевой поверхности фонаря, когда дед разбирал его корпус.

– Двойка тебе по логике, — повертел он в руках толстые бочонки батареек «Крона». — В спутниковом телефоне используются пальчиковые алкалиновые бата…

– О, Пьетр Никодимович, вы решьили нам помочь? — перебил деда чей-то голос.

Васька обернулся и увидел перед собой человека с красным обрюзгшим лицом, похожим на перезревшую грушу. На его рыжих бакенбардах висели капельки пота. В правой руке он сжимал какой-то чудной пистолет. Васька понял, что он видит перед собой того самого англичанина, с которым дед ходил когда-то в «Макдональдс», а потом уехал в Ташкент.

Больше ничего понять Васька не успел — удар камнем пришелся ему почти в висок, он, не издав ни звука, рухнул на землю, и сознание его поглотила тьма.

Очнулся Васька оттого, что кто-то толкал его ногу.

– Василий… Василий, очнись! Василий, ты жив?

Васька открыл глаза и чуть не взвыл — в голове будто осколочная граната взорвалась. Осторожно, стараясь не мигать, Васька повернул голову.

В слабом свете догорающего факела, брошенного на землю, Васька увидел деда — опять привязанного тем же тросиком, к тому же костылю.

– И-игорь, — пролепетал Васька. — Игорь, да? Я его сразу подозревать начал, когда он про фильм «Некуда бежать» сказал, мол, смотрел его недавно. А когда узнал, что он альпинизмом занимался, понял, что он спокойно мог в форточку залезть и кассету украсть…

Поскольку дед вначале в объяснениях Васьки ничего не понял, пришлось тому рассказать свою одиссею с самого начала.

– Выходит, они нас перехитрили… — помрачнел дед. — Вась, скажи, а фотография Тамары, случайно, не с тобой? Ее не вернули?

Васька так и знал, что дед при первой возможности спросит о снимке бабушки.

– Нет, — признался Васька. — Думаю, ее Украли.

– Худо, — огорчился дед и от этого известия как будто сразу постарел и ссутулился. — Я-то предполагал, что мы уезжаем на сутки-двое…

– Как же так получилось, дед, а?

– Долгая история… Насколько я понимаю, она началась с твоего прадеда, ты знаешь… Я тебе никогда не рассказывал, но твой прадед в Ташкенте жил со своей семьей. Мне тогда было пять лет, так что кое-что из того периода я запомнил. В частности, что отец искал какой-то клад.

Много лет спустя, после XX съезда партии, того самого, где осудили действия Сталина и его, как сейчас выражаются, команды, мне удалось найти в архивах госбезопасности бумаги отца.

Так я начал интересоваться сокровищницей эмира бухарского. Но много времени этому делу я посвятить не мог, мешали другие дела, э-э-э…

– Искусствоведческие, — язвительно подсказал Васька.

– В общем, это не важно, — ушел от ответа дед. — Но в прошлом году мне позвонил из Лондона один человек — Пол МакХорнет, тот самый, которого ты видел пять минут назад. Оказалось, что его отец, который в двадцатых годах служил в английской разведке «Интеллиджент сервис», тоже по заданию своего правительства искал клад эмира бухарского!

Англичане с помощью этого золота рассчитывали финансировать партизанскую войну против советской власти в Средней Азии. Но, как и мой отец, Джон МакХорнет клада не нашел, однако оставил много интересных гипотез на этот счет.

Пол МакХорнет представился профессором искусствоведения и сказал, что сокровища мировой культуры не должны погибнуть в земле и мы единственные, кто сможет их отыскать.

Он прилетел в Москву, мы встретились там с ним…

– … в «Макдональдсе», где попутно объяснили канадскому менеджеру все прелести Японии, — опять влез в разговор Васька. — А потом вы еще ездили на трамвае в аэровокзал на Ленинградском проспекте. И там ты купил талон и пробил его за МакХорнета.

– … Да-а, ты, я вижу, времени там зря не терял, — потер щетину дед. — Побриться-то и воздухом свежим подышать как. хочется! Я же здесь пятый день сижу…

В общем, договорились мы действовать сообща — с тем чтобы найденные сокровища передать властям Узбекистана для организации выставки в каком-нибудь крупном музее.

Именно в этот день из Ташкента мне сообщили, что найдены дневники моего отца. Пол загорелся идеей прочитать их немедленно — у него в скором времени кончалась виза на пребывание в России. Транзитная виза в Узбекистан у него уже была готова, и это первое, что меня тогда несколько насторожило.

Пол буквально сорвал меня с места, убедив, что мы летим в Ташкент всего на один день, а в случае чего я всегда смогу связаться с родными по его спутниковому телефону.

Мы прибыли в Ташкент и из аэропорта сразу приехали в музей. В первый день — это было уже под вечер — мне удалось просмотреть дневники лишь мельком…

– Это ты оставил там чернильные пятнышки? — решил уточнить Васька.

– Да, времени было мало, а мне важно было пометить те строки, которые меня заинтересовали, чтобы не забыть о них завтра.

Утром следующего дня я еще раз внимательно прочитал дневник. И мне показалось, что его тон от страницы к странице менялся — от откровенного и пространного до краткого и туманного. Я понял, что по какой-то причине отец стал писать намеками. Из того, что я слышал от него в своем детстве, и из записей я понял, что место, на которое отец возлагал надежды, — горный кишлак Ходжикент.

Я сообщил об этом Полу, и