Пара для саламандра. Академия драконьего пламени - Мария Вельская

Как будто абсолютно другой человек пытается влезть в плохо скроенную личину.

— Таким не нравлюсь? — насмешливо приподнятая бровь.

— Таким вас трудно ненавидеть, — отвечаю спокойно. Действительно, нужно умыться. И привести себя в порядок, и…

— Идите, — что-то грозовое, сумрачное мелькает в его взгляде. Но оно притягивает только сильнее.

— Ислар, проводите леди Сарган в купальню. Пригласите служанок. И подайте через такт ужин на двоих в бирюзовую гостиную, — властно командует мужчина, а я повинуюсь.

Так же, как и вошедший молодой химер. Он лишь чопорно кланяется и просит следовать за ним. Оспорить чужой приказ сейчас кажется немыслимым. Это походит на странный инстинкт, и наводит на весьма определённые мысли.

Саламандры могут управлять своими подданными. Но то, как это делает сейчас краэнг.

Исходящая паром ароматная ванна, притирки, лёгкий массаж и полный комплекс расслабляющих процедур сбили с мысли, заставили позабыть обо всём на свете. Этот мир определенно начинал мне нравиться!

— М, какая фигурка. мысль стать твоей парой уже не кажется мне настолько отвратительной, — шепот ввинтился в уши, когда я, распаренная и расслабленная, лежала в глубоком бассейне, откинув голову на бортик, и лениво перебирала ногами.

Подскочила, как ошпаренная. И поняла, что сделала это зря. Пылающий взгляд знакомых огненных глаз впился в район груди, которую я лихорадочно прикрыла ладонями и теперь поспешно заползла назад под воду.

— Милая, я и так всё видел, — доверительно подмигнул мне сидящий на корточках мужчина.

Он был краэнгом внешне. Абсолютное сходство. Те же черты лица, тот же наглый прищур и раздражающая самоуверенность. Да та же привычка бесить буквально с начала разговора, как при наших первых встречах.

Вот только. теперь ощущение неправильности, как камешек в ботинке, не давало покоя.

Именно тем, что этот дракон нисколько не походил на уравновешенного и холодного мужчину, с которым я только недавно рассталась. Скорее, напоминал того, с которым очнулась в одной постели в самом начале этого межмирового турне.

Вы. не могли бы уйти? — прищурилась, мысленно пристреливаясь в наглеца.

— Зачем? — казалось, он искренне удивлен. Вот только насмешливый оскал говорил об обратном. — Разве мы не должны скорее привыкнуть друг другу, моя дорогая?

Желание зарычать стало почти нестерпимым.

И в какой-то момент, когда краэнг оказался совсем близко, почти нависая над краем бассейна, вдруг вырвалось отрывистым злым шипением.

Этот… чешуйчатый вызывал зуд раздражения. Желание проехаться когтями по холеному самоуверенному лицу.

И коснувшаяся мокрых волос рука стала последней каплей.

Я зарычала. Рык зародился где-то в груди и вырвался раскатом, эхом отражаясь от стен.

Злость. Нетерпение. Предупреждение. Ну какой настойчивый экземпляр! Кыш! Не видишь, у девушки плохое настроение!

— Пррррочь от неё! Ссс ума сссошел?

Чужое шипение прошлось приятной щекоткой по спине. Как-то отстраненно отметила про себя, что ногти слегка заострились, напоминая скорее когти.

Однако, продолжения не последовало. Я рыбкой ушла в воду, чувствуя, как дрожит от напряжения тело, а краэнг отскочил в сторону, скривился, но потом подмигнул:

— Потом поговорим, Ная.

Надо ли говорить, что в комнату, пусть даже в выданной мне чистой одежде — изумительно нежном платье персикового оттенка, строгом, но облегающим фигуру так, что захватывало дух, я возвращалась не в лучшем расположении духа.

И встретивший меня сидящим у стола с бокалом чего-то прозрачно-зеленого цвета саламандр воплощением добродушия отнюдь не являлся.

— Может, объясните мне, зачем было нужно это представление, уважаемый господин краэнг?

Мужчина едва уловимо поморщился. Как будто само это обращение было ему неприятно, и это порождало множество диких предположений.

— Зачем? — странная такая улыбка. Не то, чтобы неприятная. Скорее — едва обозначенная. Когда ты и не помнишь, как это — улыбаться.

Ох уж эти драконы. Всё бы им.

— Не знаю, о чем вы говорите, моя дорогая леди. Я не шут, чтобы устраивать представления, — холодный взгляд в упор.

— То есть в купальню вы не врывались? — спрашиваю иронично, уже чувствуя, что что-то здесь не так.

— Разумеется, нет, — высокомерное, — я не сошел с ума, чтобы настолько вопиюще нарушать правила приличия.

Дррраконище.

Усмешка. Оскал. Кривая ухмылка в ответ.

— Присаживайтесь. И расскажите толком, что случилось. Ах, да, — ироничный взгляд и… — и прошу, не стесняйтесь, поешьте.

Мда, голодный урчащий желудок был готов на любые подвиги. Даже откусить драконий хвост. Хотя. нет. Хвост жалко.

Впрочем, я лишь благодарно кивнула и без лишних расшаркиваний приступила к трапезе. Не стоит стоять между оголодавший девушкой и её заветной аппетитной жертвой в виде наваристого супчика и одуряюще пахнущего мяса. Впрочем, моим аппетитом дракон был вполне доволен.

Сам же к еде едва прикоснулся.

— Что со мной происходит? Я человек, мой краэнг. Без малейшей капли магии, без примеси чужой крови. Я была уверена в этом до последнего, но.

— Но иногда не обязательно с магией нужно родиться. Иногда можно её получить. Вам ли не знать, моя дорогая леди Найана, что иногда способности и новые возможности даруются нам божественным вмешательством.

Наверное, мои широко распахнутые — нельзя же сказать правду — выпученные от удивления!

— глаза саламандра изрядно повеселили.

— Вы хотите сказать, что.

— Хочет, но не скажет. Потому что нельзя, — раздался вдруг знакомый ворчливый голосок.

На краю стола, изящно свесив хвост, утроилась хвостатая пакость. Орвер явился.

Божественный посланец почесал лапой шею — блохи у него там? — и весьма бесцеремонно стащил кусок мяса!

— Эй! А ну верни!

Куда, куда мой обед уводить! Сейчас как зарычу!

— Я как-нибудь сумею накормить вас обоих, — краэнг иронично прищурил глаза.

— Так почему нельзя? — хмуро возвращаюсь к разговору, обрывая веселье. — Мне. непонятно происходящее. Мне элементарно страшно, — посмотрела с вызовом, — и ваши секреты, и ваше поведение, и мои. то, что со мной происходит.

Посмотрела внимательно. На лице мужчины ни следа иронии. Взгляд внимательный, словно ощупывающий. В нем и вызов, и тоска, и сожаление, и жёсткость — и снова та странная томительная жажда, что растекается по венам.