Пеликан. Месть замка Ратлин - Джек Гельб

алтарем? Тебя нет рядом, твои жена и чадо безутешно тоскуют. Будь подле нас, Шеймус».

Дверь чудом не слетела с петель, когда, оглушительно громыхнув, она ударилась о стену. Гулкий треск пронесся по коридору, по которому черным коршуном летела тень с обезумевшим от страха и ярости взглядом. Нерасторопно ковыляющий паж был настигнут в несколько мгновений. У него не было и шанса опомниться, когда цепкая хватка вдавила его в стену.

– Откуда это письмо?! – рычал Финтан.

Последняя капля благоразумия изо всех сил боролась со звериной яростью, поднявшейся против несчастного парнишки-слуги.

– Мне передала госпожа! – закричал паж.

– Госпожа Дрейк?! – взревел Макдонелл, теряя себя.

– Нет-нет! – беспомощно дергался паж, тщетно выпутываясь из мертвой хватки. – Я не знаю ее!

– Да что ты несешь! – Финтан отпустил пажа и со всей силы ударил его по лицу.

– Я не спросил имени, а сразу пошел вас искать! – закрывая лицо и горло руками, выкрикивал слуга, скорчившись на полу от страха.

Послышавшиеся шаги заставили Финтана вздрогнуть.

– Эй, вставай! – Макдонелл резко схватил пажа выше локтя, еще больше пугая бедолагу. – Да уймись! Отведи меня к ней!

– Ее уже нет в замке, – сказал паж. – Она просила передать, что уезжает домой.

– Куда? – сглотнул Финтан.

– Домой, сэр, я больше ничего не знаю! – паж сразу отшагнул.

Верно, присутствие других людей – двух господ в синем бархате и одной служанки – заметно подбодрили бедолагу. Финтан старался внешне ничем себя не выдать. Паж воспользовался случайными свидетелями и скорехонько улизнул, оставив Финтана в коридоре.

Макдонелл побрел к своим покоям и замер, завидя отворенную настежь дверь. Холод пробирал тело, руки судорожно сжимались в кулаки.

– Если ты там, уходи, – прошептал Финтан сухими и бледными от ужаса губами. – Я не хочу тебя видеть. Я приду, как свершу клятву. Не смей меня винить, что мое сердце бьется, в отличие от ваших.

Если эти слова и были призваны перебороть страх, то они не справлялись. Финтан слышал мертвый шепот прямо над ухом, крадучись приближаясь к проему. Он прижался спиной к стене. Каждый шаг давался сложнее предыдущего. Дверь была совсем рядом, но Финтан не находил сил зайти.

– Уходи, прошу тебя, – молился Макдонелл. – Будь верна своей клятве перед алтарем и будь покорной женой, оставь меня совсем ненадолго! Я обещаю, мы скоро будем вместе! Но сейчас – прошу, умоляю, уйди!

Финтан с ужасом прислушивался и отчаянно молил небеса, чтобы не услышать ничьих шагов, но тщетно. В комнате шевелилась тень. Она приближалась к выходу. Финтан зажмурил глаза и затаил дыхание.

– Открой глаза, муж мой, – прошептал нежный, любимый голос.

Макдонелл повиновался против своей воли. Она стояла перед ним, стояла во плоти. Она, которая не должна быть живой, она стояла и смотрела прямо на него. Что-то разбитое блестело в ее глазах, они потухли.

– Пожалуйста, хватит, – просили дрожащие бледные уста. – Хватит называться не своим именем, хватит жить, как зверь. У тебя есть дом, у тебя есть и наше чадо. Пошли со мной.

– Уходи, – вновь молил Финтан, сильнее вжимаясь в стену.

– Если тебе так угодно, – супруга опустила кроткий взор, обхватив себя руками.

При всем смирении в голосе супруга не спешила исполнять повеление мужа.

– Прошу, уходи, – Макдонеллу ничего не оставалось, кроме мольбы.

– Поцелуй меня на прощание, – и тут она подняла свой взор, и кровь застыла в жилах.

Так не блестит ни стекло, ни вода, так ничто не блестит. Мутный свет бледной зари, пробивавшейся из раскрытых дверей покоев, преломлялся, искажая свою суть, и глаза были объяты мертвенным сиянием.

– Не сейчас, – отрезал Финтан, собирая остатки своей силы и мужественности, чтобы отказать призраку.

– Всего один, прошу, – она сделала шаг.

Финтана пронзило сотнями ледяных зубастых игл, и те принялись хищно высасывать все, чем еще жило израненное сердце.

– Я обещаю, что мы скоро будем вместе, – повторил Финтан.

Она отчаянно вздохнула, пряча взор и мертвенное сияние глаз.

– Мы ждем тебя, мы страдаем без тебя, – пока она произносила эту скорбную речь, ее фигура склонилась. Спина и плечи горестно опустились. Жуткая гостья шевельнулась, и Финтан закрыл глаза, вжимаясь в стену еще сильнее. Он выжидал, задыхаясь от мертвенного страха. Все стихло, но сил открыть глаза не было.

– Я очень хотел бы уйти с тобой, – шептал Финтан, медленно и бессильно сползая по стене. – Еще тогда, еще тогда, я должен был уйти вместе с вами…

* * *

Никто не понимал, что вызвало лихорадку у Шеймуса Уолша, но, безусловно, это подняло слишком много шума. Когда врачи, прибывшие позаботиться о больном юноше, сняли повязку, возглас ужаса вырвался из груди. Седовласые целители переглядывались между собой, точно ища друг у друга совета, что же могло так поразить рану. Финтан сам пытался подглядеть, что же ввергло в ужас врачей, но ему не давали увидеть, очевидно, из простого человеческого милосердия.

С Финтана сняли его тряпье и отдали слугам, чтобы те постирали и подшили. Курчавенькая служанка долго крутила лохмотья в руках и все же, набравшись смелости, обратилась к занятым ученым господам.

– Прошу снисхождения к глупости простушки Мэгги, – лепетал ее еще детский голосок. – Я все выстираю и подошью, я не такая дурочка, чтобы не знать, как это делается. Я вот уже полтора года как стираю для мастера Дрейка, госпожи и их гостей, и толк от меня есть. Вы только, господа, скажите мне, что это за одежда такая? На ней где ни глянь, все растерто да порвано!

Девочка передала на суд ученым господам то подобие одежды, которую сняли с Финтана. Никто не стал разбираться, чем именно было это грязное рванье, и они решили попросту поручить простушке Мэгги найти в крепости что-то из одежды. Получив задание, девчушка удалилась, оставив ученых господ один на один с загадочным ранением. Финтан позволял осматривать себя, но наотрез отказался принимать любые лекарства. Больной безропотно поддался, когда один господин с очень холодными влажными пальцами широко раскрыл ему веки и сокрушенно помотал головой.

– Дело серьезное, дело очень серьезное! – цокал он языком.

– Отправление уже завтра вечером!

– Я оправлюсь, – упрямо отвечал больной, и многие сочли эти слова как минимум самонадеянными.

Каждый признак серьезности дела как будто подначивал и зажигал еще больше интерес коллег. У Финтана взяли мочу и кровь, заглядывали в уши, а господин с холодными руками послал мальчика на побегушках проверить, который уже час и не пора ли переменить повязку на руке. Даже в таком состоянии от Финтана не ускользало, с каким нетерпением врачи ждали известий о том, не пора ли вновь обнажить рану. Самочувствие притупило