Коробка в форме сердца - Джо Хилл

– Угу. Царапина. Не обращай внимания.

– А что будет в следующий раз? В следующий раз, когда мы окажемся вдали от собак?

– Не знаю.

– Сейчас мы были в людном месте. В таком месте, думала я, мы в безопасности. В толпе людей, посреди бела дня – а он все равно угрожает нам. Как противостоять ему? Что нам делать?

Джуд повторил:

– Не знаю. Если бы знал, то уже сделал бы это, Флорида. Вечно ты со своими вопросами. Помолчи немного, хорошо?

Они ехали дальше. Только когда Джуд услышал сдавленные всхлипы – девушка изо всех сил старалась плакать беззвучно, – до него дошло: он назвал ее Флоридой вместо Джорджии. Это из-за ее вопросов, одного за другим, а еще из-за акцента «истинной дочери Конфедерации», который с каждым днем все ярче окрашивал ее речь.

То, что она старалась спрятать слезы, подействовало на Джуда сильнее, чем если бы она разрыдалась. Если бы, Джорджия плакала открыто, он мог бы ответить ей, а теперь ему казалось невежливым не уважать ее желание чувствовать себя несчастной в одиночестве. Джуд вдавился в сиденье и отвернулся к окну.

Солнце неумолимо палило сквозь лобовое стекло. Южнее Ричмонда, ошалев от жары, Джуд впал в тяжелый транс. Он пытался вспомнить, что он знал о покойнике, что слышал о нем от Анны, когда они жили вместе. Но думать было трудно, слишком трудно – все тело болело, в лицо бил солнечный свет, а со стороны Джорджии доносились тихие горестные всхлипы. В сущности, Анна почти ничего и не рассказывала.

– Я предпочитаю задавать вопросы, – говорила она, – а не отвечать на них.

Она дурачила его своими бессмысленными вопросами почти полгода.

«Ты когда-нибудь был бойскаутом? Ты моешь бороду шампунем? Что тебе больше нравится – моя задница или мои сиськи?»

То немногое, что он знал о ней, должно было вызвать его любопытство: гипноз в качестве семейного бизнеса, отец-лозоходец, научивший сестер гадать по руке и говорить с духами, детство, омраченное галлюцинациями и подростковой шизофренией. Но Анна-Флорида не хотела говорить о том, какой она была до встречи с ним, и он с облегчением оставил ее прошлое в прошлом.

Он догадывался, что она молчит о плохом. О чем-то очень и очень плохом. «Детали не имеют значения» – таким было его кредо в те дни. Он считал, что это его сильная сторона – готовность принять Анну такой, какая она есть, ни о чем не спрашивать и не судить. С ним она в безопасности, с ним ей больше не надо бояться преследовавших ее призраков. Но он не сумел защитить ее. Теперь он это понимал. Призраки все-таки нашли ее, и никакие замки на дверях не помогли. Они проходят сквозь любую стену. То, что ему казалось силой характера – отсутствие желания знать больше, чем она сама готова была рассказать, – обернулось обычным себялюбием. Детское желание спрятаться в темноте, чтобы избежать неприятных разговоров и трудной правды. Он боялся ее секретов. Или, если быть точнее, боялся эмоциональной неразберихи, в которую ввергло бы его знание этих секретов.

Только однажды она рискнула сделать нечто вроде признания, нечто вроде исповеди. Это случилось уже в самом конце, перед тем как он отослал ее домой. Анна не выходила из депрессии уже долгие месяцы. Сначала испортились их сексуальные отношения, потом вовсе не стало никакого секса. Иногда он находил ее лежащей в ванне, в холодной воде – она дрожала, беспомощная, слишком несчастная и растерянная, чтобы догадаться вылезти оттуда. Теперь эти случаи воспринимались Джудом как репетиции ее смерти. Репетиции того вечера, когда ее бездыханное тело будет остывать в ванне, полной холодной воды и крови. Порой она бормотала что-то себе под нос голосом маленькой девочки, но когда Джуд пытался заговорить с ней, замолкала и дико смотрела на него, словно вдруг услышала голос мебели.

Как-то под вечер он уехал из дома. Он уже не помнил, куда именно. То ли в видеопрокат, то ли купить что-нибудь на ужин. Домой он возвращался, когда уже стемнело.

За полмили до фермы встречные автомобили вдруг начали сигналить и мигать фарами.

Потом он увидел Анну. Она бежала по другой стороне дороги почти голая – в одной футболке. Медового цвета волосы спутались и разметались по плечам. Она заметила, что он едет мимо, и, отчаянно размахивая руками, бросилась через дорогу вслед за «мустангом». Прямо под колеса длинномерного грузовика. Взвизгнули шины. Прицеп грузовика занесло влево, а кабина свернула вправо. Огромный тяжеловоз замер в двух футах от девушки. А она как будто ничего и не заметила. Джуд к тому времени тоже остановился. Анна догнала «мустанг», распахнула дверцу со стороны водителя и упала на Джуда.

– Где ты был? – взвизгнула она. – Я тебя везде искала. Я бежала, бежала. Я думала, ты уехал, поэтому я бежала и искала тебя.

Из кабины грузовика высунулся водитель:

– Да что эта сучка вытворяет?

– Все в порядке, я присмотрю за ней, – быстро сказал Джуд.

Водитель открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но промолчал, глядя, как Джуд затаскивает Анну через свое сиденье в салон. Ее футболка задралась, открыв на всеобщее обозрение голый зад.

Джуд швырнул девушку на пассажирское сиденье, но она тут же подскочила, снова прильнула к нему, тычась мокрым горячим лицом ему в грудь.

– Я так испугалась, страшно испугалась и побежала… – Он оттолкнул ее локтем с такой силой, что она ударилась о дверцу и, ошарашенная, замолчала.

– Хватит. Ты неуправляема. С меня довольно. Слышишь? Ты не единственная, кто умеет предсказывать будущее. Хочешь послушать, что предскажу тебе я? Вижу тебя с чемоданами в руках на автобусной остановке, – яростно выпалил Джуд.

Грудь сдавило – напоминание о том, что ему не тридцать четыре, а пятьдесят четыре года.

Почти на тридцать лет больше чем ей. Анна молча смотрела на него. В широко распахнутых глазах застыло непонимание.

Он включил зажигание и поехал к дому. Когда он сворачивал на подъездную дорогу, Анна нагнулась и попыталась расстегнуть молнию на его брюках, чтобы сделать ему минет, но от такой мысли к горлу Джуда подкатила тошнота. Это невообразимо, он не мог позволить ей сделать это и снова оттолкнул ее от себя.

Почти весь следующий день он избегал встречи с девушкой, но вечером, когда он вернулся в дом после прогулки с собаками, Анна вышла из спальни и попросила его приготовить суп – какой угодно, хоть из консервов. Он кивнул.

Войдя в спальню с подносом, где стояла чашка куриного бульона с вермишелью, он увидел, что Анна пришла в себя. Истощена и обессилена, но с ясной головой. Она попыталась улыбнуться ему – он не хотел этого видеть. Ему и так предстояло трудное дело.

Она села на постели и поставила поднос на колени. Он опустился на край кровати и смотрел, как она маленькими глотками ест суп. Есть ей не хотелось. Суп был лишь предлогом, чтобы позвать его в спальню. Он видел, как напрягаются ее челюсти перед каждым крохотным, через силу глотком. За последние три месяца она похудела на двенадцать фунтов.