Место вдали от волков - Нова Рен Сума

Но Моне не улыбалась и не шутила. Меня озадачило ее серьезное выражение лица.

– Твоя мама действительно никогда не рассказывала о несчастном случае, произошедшем с ней?

– Ты о нем знаешь?

Она кивнула, словно знала все без исключения.

– Я иду наверх, – сообщила она. – Пойдем.

Она вздернула подбородок. Я понимала, что она имела в виду крышу, хотя выходить туда запрещено. Замешкалась, и она наклонилась.

– Ты разве не хочешь полюбоваться видом?

Я хотела. Хотела увидеть оттуда очертания города. Хотела точно знать, так ли описывала его мама. Она говорила, он отдавался электрическим импульсом в пальцах ее ног, завладевал ее глазами, прожигал, отчего за закрытыми веками еще несколько часов после, во время сна, она видела танцующий город, словно на стене висел рисунок. Я всегда думала, если бы на этом рисунке не появилась я, она бы навечно прижала к себе эти огни и решила стать одним из них. Она бы осталась.

Я не двинулась.

Что-то мне подсказывало, что Моне имела в виду другой вид. Она имела в виду то, что я неосознанно пробудила, придя сюда, найдя этот опал и будучи дочкой своей мамы. Казалось, только это всех и заботило, но как я могла объяснить, что не хотела знать большего, если только речь идет не о моей маме?

– Она крепкая, – сказала Моне. – Смотри.

Она подпрыгнула, показывая, что лестница выдержала ее вес.

Я покачала головой. Под пожарной лестницей находился лишь воздух. Она как будто бросала вызов гравитации и была очень хрупкой, навешенной на дом, и я не понимала, каким образом она крепится к кирпичу. Я представила себе, как вышла на лестницу и упала.

– Нет? – спросила она.

– Нет, – ответила я.

Моне не стала спорить со мной, заставлять меня или насмехаться над моим страхом. Даже не спросила, уверена ли я, потому что я не была уверена. А ведь она собиралась сказать мне что-то важное, и я упускала возможность это узнать. Она не дала мне шанса – за долю секунды поднялась по лестнице, чтобы увидеть здания до самого конца острова.

Я приготовилась ко сну, смыла с лица всю косметику, высвободив все еще яркие синяки. Разве они не должны уже потускнеть? Разве я не должна выздороветь? Зеркало показывало худшую часть меня, будто я никогда от этого не избавлюсь.

Вернувшись в комнату, я устроилась поближе к окну, где могла почувствовать хотя бы прикосновение воздуха в этой удушающей жаре. Подумала о маме, о том, почему она попала в больницу, когда жила в этом доме, о том, что Моне лишь притворялась, что знает все, чтобы выманить меня на пожарную лестницу.

На крышу не было выхода – лестница в центре дома не поднималась выше моего этажа, и я не знала ни о какой другой лестнице, кроме той, что находилась за моей стеной.

Небольшая дверь была выкрашена в белый, даже ручка. В галерее тоже все было белым. Этот цвет что-то скрывал. Обманывал. Врал.

Лейси сказала, дверь вела в шкаф, но это ложь. В этот раз я взяла телефон с фонариком – он работал даже без сигнала – и за долю секунды поднялась по лестнице. Коридор, как и прежде, был узким и без двери – только поспешно возведенная стена из кирпичей. В этот раз я рассмотрела заполнившую проем кладку – с зазубренными краями и красную.

Я прижала руку к кирпичам. Холодные.

И здесь так тихо. Я нашла отверстие в кирпичах, которое запомнила и в которое могла заглянуть. Это должен быть выход на крышу, и мне, возможно, удастся последить за Моне, но, когда я прижалась к нему глазом, собрав все силы, увидела лишь темноту. Эта темнота не содержала ничего и никого, кроме воспоминаний, запрятанных туда, где их почти никто не мог найти, обнесенные стеной из кирпичей.

* * *

Мои глаза открываются.

– Я здесь. – Это я. Это мой голос. Я кричу в лес. – Куда вы делись? Я здесь.

Я кричу это в никуда, потому что они все уже ушли, забили на меня и даже не потрудились выгнать меня из леса к дороге. Горло болит, тело наполняют горячие потоки боли. С ногой что-то не так, а еще с глазом, поэтому я иду, скрючившись, как чемодан со сломанным колесом.

Я слышу ветер среди деревьев и больше ничего.

И тут чувствую, что приближается транспортное средство. Две фары светят ярче взорвавшихся звезд, и я машу. Стойте, пытаюсь я сказать им. Помогите мне. Стойте.

Машина не останавливается.

Мимо с ревом пролетает грузовик, огромный и ярко-голубой, из глушителя выходит дым, колеса скрипят. По всему бамперу расклеены наклейки – их невозможно прочитать, – и что-то скрывают окна, потому не рассмотреть, кто внутри. Я в порядке. Как раз вовремя уклонилась.

Но я в смятении, заблудилась. Похоже, отпрыгнула слишком далеко и теперь не знаю, куда идти. В руке больше нет фонарика, и я не могу вспомнить, когда держала его в последний раз. Начинаю идти, точнее, пытаюсь. Отталкиваю с дороги ветки и ошибаюсь с тропинкой, которая вовсе не тропинка. Иду дальше и хочу добраться до дома, но в темноте непонятно, где выход, а где чаща, где обрывается след и где не проводятся вечеринки. Позади гектары леса, вершины холмов, скалистые берега и густые переплетения деревьев. И овраг.

Вытягиваю перед собой руки, целясь в блуждающие ветки, отмахиваясь от них, словно это поможет мне найти в темноте путь. Дорога где-то здесь. Я скоро буду дома – точнее, должна была бы там оказаться, если бы при каждом шаге не кричала лодыжка. Жаль, я не могу видеть заплывшим глазом. Жаль, что в голове раскаты грома, пытающиеся меня выпотрошить.

Возможно, я хожу кругами. В какой-то момент останавливаюсь, но впереди лишь темнота. Словно земля обрывается и весь мир находится там, внизу, где я его не вижу. Но могу добраться до него, если сделаю первый шаг.

* * *

Я очнулась у основания лестницы в шкафу, в голове стучал молоток. Было слишком жарко, поэтому я заползла в комнату. В маленьком пространстве царил беспорядок, кровать перевернута, чтобы можно было открыть дверь, ящики шкафа валяются на полу, и их содержимое разбросано, мамин портрет тоже лежит на полу. Я вернула на место матрас и забралась на кровать, но передо мной окно. Пожарная лестница, на которую я не смогла выбраться. Вид, которым я никогда не полюбуюсь. Все, чего никогда не сделаю, а хотела бы.

Я ухватилась за подоконник, приготовилась, вдохнула и вылезла. Сделала это, пока не передумала. Если бы кто-то наблюдал за мной с тротуара или из какого-то таунхауса, расположенного через улицу, если бы кто-то видел, как я выползаю на животе, пытаясь держаться ногой за оконную раму и не смотреть вниз, но случайно смотрю, после чего у меня кружится голова, а потом закрываю глаза и лежу, ощущая слабость и покалывание в руках, если бы это кто-то видел, то рассмеялся бы. Моне припала бы к стене от смеха. Тряслась бы от него, но не так, как я на этой пожарной лестнице из-за того, что земля так далеко, а надо мной бесконечное ночное небо.