Эхо далекого прошлого - Марина Серова

одной из дорожек, расположенных на территории клинической больницы.

Я прошла вперед по узкому и длинному коридору и вскоре увидела справочное окно. Около него уже толпилась приличная очередь. Однако блондинистая особа лет тридцати с надменным выражением лица о чем-то неторопливо беседовала по телефону. Были только слышны ее ленивые реплики «да ладно… ну и дела… иди ты».

Женщина средних лет, стоявшая первая в очереди, очевидно, не выдержала и постучала в окно справочной.

– Чего вам надо? – прикрыв трубку ладонью с метровыми ногтями, выкрашенными в ярко-красный цвет, грубо спросила девица.

– Может, вы наконец-то оторветесь от своего личного разговора и начнете работать? Вон какую очередь собрали! – в сердцах воскликнула женщина.

Грубиянка что-то проворчала себе под нос, но телефонную трубку все-таки положила, пообещав абоненту перезвонить. Очередь начала продвигаться. Я подошла к окну и спросила:

– Скажите, в какой палате находится пациентка Валентина Семеновна Емельянова?

Дежурная принялась листать журнал и через минуту ответила:

– Пройдите в пятую палату на втором этаже.

В палате на шесть человек было тесно и душно. Было очевидно, что по-хорошему, изначально больничное помещение было рассчитано на четыре пациента. Однако, видимо, жизнь диктует свои правила, и палату уплотнили.

– Скажите, где лежит Валентина Семеновна Емельянова? – спросила я у женщины в махровом халате, которая сидела на ближней к двери кровати.

– Вон она лежит, у окна, – ответила женщина и кивнула на кровать, на которой лежала изможденная женщина с лицом землистого цвета.

Я подошла к Емельяновой. На тумбочке около кровати стоял прибор, от которого к пациентке тянулись тонкие провода. Мать Георгия Толоконникова лежала с закрытыми глазами. В первую минуту мне показалось, что она неживая. Но приглядевшись, я увидела, что ее грудь невысоко и медленно вздымается, значит, женщина дышит.

Неожиданно Валентина Семеновна открыла глаза и посмотрела на меня. Я поискала глазами и нашла стул, стоявший у стены. Придвинув его к постели Емельяновой, я присела на него. Кажется, на меня обратили внимание остальные пациенты этой палаты: в основном это были пожилые женщины, от шестидесяти лет и старше.

– Вы – Валентина Семеновна Емельянова? – тихо спросила я мать Георгия.

– Да, – голос женщины напоминал шелест листьев.

Я подумала, что на самом деле Емельяновой не так уж и много лет. Просто тяжелая жизнь и серьезная болезнь сделали свое дело.

– Меня зовут Татьяна Александровна. Я расследую дело об убийстве Елизаветы Черноземельниковой. У нее была такая фамилия, когда она встречалась с вашим сыном. Вы помните Елизавету?

Валентина Семеновна смотрела на меня и молчала. Сначала я подумала, что она не понимает меня – ведь неизвестно, как далеко зашла ее болезнь. Но потом я увидела, как изменился ее взгляд, каким он стал тревожным и даже испуганным. Значит, Емельянова все слышит и понимает.

– Валентина Семеновна, скажите, где можно найти Георгия? – спросила я. – Мне необходимо с ним поговорить.

– Лиза… – прошептала мать Георгия, – я ее помню… У нее… дочка… внучка…

Получается, Георгий приходил к матери и рассказал ей о Кристине.

– Зачем вы пришли? Вы что, не видите, в каком я состоянии? – вдруг связно, почти без пауз, спросила Емельянова. – Ведь я умираю… Он приводил ее…

У Валентины Семеновны как-то странно искривилось лицо. Что это? Судороги? Или агония? Может быть, необходимо позвать кого-нибудь из медицинского персонала? Но когда я проходила мимо сестринского поста, то за столом, естественно, никого не было. Где же их искать? Пока я пробегаю, больной может стать совсем плохо, и, возможно, она перестанет реагировать на вопросы.

– Валентина Семеновна, – как можно мягче позвала я женщину.

Емельянова посмотрела на меня: взгляд у нее был более-менее осмысленный.

– Валентина Семеновна, скажите, кого приводил к вам Георгий? – спросила я.

Я не могла поверить, что Георгий приводил в больницу к матери Кристину. Как это вообще могло произойти? Ведь Елизавета никогда не смогла бы пойти на то, чтобы отпустить свою дочь с Георгием, пусть даже он – отец ее дочери. Да и Георгий не стал бы приводить ребенка к матери, тем более в больницу. Я даже допускаю мысль, что Кристина вообще не нужна была Георгию, несмотря на то что она являлась его дочерью. Главное для таких, как Толоконников, – это деньги и еще раз деньги. Причем добытые безо всякого труда. Нет, определенно, Валентина Семеновна что-то путает. Может быть, Георгий ей что-то и сказал про внучку. И она очень захотела ее увидеть. Ну, а если учесть, в каком сейчас состоянии находится Валентина Константиновна, то нет ничего удивительного, что она выдает желаемое за действительное. Нет, конечно же, Георгий никого к ней не приводил. Если верить словам соседок Валентины Семеновны – Варвары Афанасьевны и Надежды Васильевны, с которыми я совсем недавно разговаривала, – то сам Георгий не пришел в больницу ни разу. Все-таки я решила еще раз уточнить эту деталь и спросила:

– Валентина Семеновна, скажите, кого к вам приводил Георгий?

– Я ничего не знаю. Уходите. Мне плохо, – теперь Емельянова заговорила неожиданно громко.

На нас стали смотреть остальные обитатели палаты.

– Валентина Семеновна, успокойтесь, пожалуйста. Не бойтесь меня, я не сделаю вам ничего плохого. Мне просто очень нужно найти вашего сына, найти Георгия, – сказала я.

Но женщина вдруг начала метаться по кровати. Она кусала губы и смотрела на меня чуть ли не с ненавистью и в то же время с отчаянием.

– Я… ничего не знаю… Сын… не приходит… – через силу проговорила она.

Я поняла, что у меня вряд ли получится что-то узнать у этой действительно умирающей женщины. Но я решила попробовать еще один, последний раз.

– Валентина Семеновна, скажите, у вас есть еще какие-нибудь родственники? – спросила я. – Может быть, Георгий живет у кого-то из них? Скажите мне, и я уйду, не буду вас больше утомлять.

– Родственников… нет… может, у… нет… я ничего не помню… нет, помню, пишите… – все так же, с трудом выговаривая слова, произнесла Емельянова.

Я наклонилась к Емельяновой так низко, как только это было возможно. Женщина прошептала – кажется, силы уже оставляли ее – несколько адресов. Я вынула из сумки блокнот и торопливо записала координаты тех, у кого мог находиться Георгий.

В это время в палату вошла молоденькая медсестра с пышными темными волосами, забранными сзади в хвост и видневшимися из-под шапочки. В руках у нее был штатив с капельницей.

– Так, почему в палате посторонние? – звонким голосом спросила она.

– Я сейчас ухожу, до свидания, Валентина Семеновна, – сказала и вышла из палаты.

Я уже успела пройти большую часть коридора, когда услышала позади себя торопливые шаги. Я обернулась и