Дом с семью головами - Тони Бранто

эмоциональная нестабильность не позволили ей продолжить карьеру. А она дышала театром. Это был её воздух, как для меня моя практика. Что ей оставалось? Жизнь ещё не кончена. А дышать нечем. Что мне оставалось?

– Оставалось наполнить дом квазибольными, чтобы создать безопасную, как вам казалось, декорацию к нескончаемой пьесе с множеством ролей для любимой сестры.

Доктор Джейкобс, впервые за годы ощутив некоторое облегчение, поинтересовался:

– Считаете, глупая была затея?

Глаза Карлсена просияли.

– Блестящая! – восхитился он. – Мой отец тоже решился на самоотречение, правда ради трёх миллионов человек. Но в любых обстоятельствах я не нахожу разницы между миллионами и одним человеком. Чувствовать себя в другом – проявление любви. Разве не так, доктор?

Майкл, выждав какое-то время, значительно произнёс:

– Всё же я бы не стал отождествлять всякого, кто пошёл на самоотречение, с вашим отцом.

С лица Карлсена сошло выражение, с каким он вспоминал о детстве.

– И я не отрекался от своих ценностей, – возразил Джейкобс. – Даже скажу больше – ещё никогда мои эксперименты не бывали такими удачными, как сейчас. Благодаря сестре я нашёл интереснейшие методы лечения, опыт с Томпсоном мгновенно дал результаты. Урсула заразила меня желанием продолжать жизнь, мне это было особенно нужно после того, как умерла Ванесса.

Он перевёл дух, теребя заусенец на пальце, а потом заметил сухим докторским тоном:

– Не всегда дела идут гладко, время от времени Урсуле требуется снизить активность. В этих случаях помогает только нейролептик. Хотя мне и не нравится эта гадость. Побочный эффект бывает очень сильным.

– Ваша сестра была замужем?

– Нет, – Майкл Джейкобс почувствовал неловкость и тронул очки. – Тот муж, что в морге, действительно фантом Алексея Каренина…

– Вам знаком кто-нибудь по имени Фостер?

Доктор упёрся в Адама прямым взглядом. На секунду его губ коснулась ухмылка.

– Да, – ответил он. – А что?

– Чьё это имя? – спросил молодой человек.

Доктором завладела внезапная слабость. Он расслабил мышцы, и отчего-то ему захотелось улыбнуться.

Не противясь этому желанию, он произнёс:

– Так зовут вашего снеговика.

2

– Что ж, значит, либо вы, либо Барбара, – вернулся в начало разговора Карлсен.

Майкл Джейкобс взял со столика сигареты.

Кивая, сказал:

– Получается, либо я, либо она. Но дело в том, что ни она, ни я никого не убивали. А больше некому.

Он закурил и добавил:

– Если вы по-прежнему не верите в постороннего.

– Почему не Барбара?

– А зачем ей толкать Ванессу с моста?

– Ну, это очевидно, – развёл руками Карлсен. – Вы бросили её дочь ради другой женщины.

Доктор снял очки и потёр воспалённые глаза.

– В жизни не слышал большей чепухи! – произнёс он.

– В этом есть логика, – возразил молодой человек.

– Ну, допустим. Но после этого она ведь должна была, следуя вашей логике, убить собственных детей! И только потому, что они догадались, что натворила их мама.

Майкл Джейкобс закурил и выпустил над собой облако дыма. И покачал головой:

– Если всё это вообразить, клянусь, можно услышать, как шкворчат грешники в геенне огненной.

3

– В таком случае остаётесь только вы, сэр.

Доктор молча затягивался сигаретой.

Адам Карлсен наблюдал за ним через толстые линзы.

Чуть погодя доктор сказал:

– Вы же не верите, что я это сделал?

У него был сдержанный трезвый голос.

Адам ответил в той же тональности:

– Отдайте мне ключи от спален.

Раздумье заняло секунды две-три, после чего Майкл Джейкобс достал из кармана ключи.

– Держите. Здесь от верхних комнат. Обитателям нижних разрешено закрываться изнутри.

Карлсен потянулся и забрал связку.

Улыбнувшись, доктор спросил:

– Думаете, до рассвета ещё кто-то умрёт?

Адам Карлсен взглянул на часы – было четверть седьмого – и мрачным голосом сказал:

– В детстве мне нравилась одна сказка о ночи, которая наступала раз в году и стирала людей. Они просто исчезали, в каком-то произвольном порядке, без видимой причины.

– Мне нравилась про старуху и погнутый шестипенсовик, – ответил доктор.

– Скандинавский фольклор более жесток.

– Выходит, это мне следует бояться вас.

Карлсен оценил шутку, но заметил:

– Пока не кончится ночь, пока мы все не выйдем на свет божий, мы должны сидеть, смотреть и слушать.

Доктор одобрительно кивнул.

4

Потом чуть нахмурился и подался вперёд.

– А вы что сами думаете? Какой психотип, по-вашему, способен совершить всё это? Мне кажется, вы знаете гораздо больше, чем поделились со мной.

Адам поглядел на доктора. Глаза Джейкобса лукаво поблёскивали.

– Вы тоже, мистер Джейкобс, знаете больше, но отчего-то не хотите делиться.

– От того, чем владею я, расследование не заиграет новыми красками, – отмахнулся доктор.

– В таком случае давайте сверим наши мнения, – предложил Карлсен.

– Давайте.

– Вы начали с Венеры.

Это было не тем, чего ожидал Джейкобс. Но он всё-таки кивнул и подтвердил:

– Начал.

– Венера, потому что перед глазами у вас всё ещё был распахнутый халат Ольги.

– Предположим, – согласился доктор, немного смутившись.

– Венера, в представлении художника, плывёт по воде в раковине, на которую дует Зефир, западный ветер. Гомер описывал Зефира как бога, от чьего дыхания наступала весна. Для меня весна – взрыв Телевага, где был мой дом. Эту новость я услышал на рассвете. На рассвете ваша сестра встретила незнакомца – Томпсона. Почему-то Томпсон вызвал в ней ассоциации с воскресеньем. Как вы думаете, почему?

У Майкла Джейкобса не нашлось никаких догадок.

– Этот момент мне кажется важным, – заметил Карлсен. – Далее. Воскресенье – конец недели…

Доктор несколько оживился:

– Тут я смогу помочь. Мама Томпсона умерла в воскресенье много лет назад.

– Ясно, – произнёс Адам. – Вот, значит, откуда взялось и «тело», благодаря которому мы все услышали про Ванессу.

– Сомнений нет.

– Жаворонок – отличный противовес чему-то грустному, тёмному, – продолжил Адам.

– Пожалуй, соглашусь.

– Кровь – тут всё понятно. Наши утренние анализы в начале недели.

– Верно.

– Следом было «обещание» и адресовано было вам. Полагаю, не случайно.

– Что конкретно вы полагаете? – не понял Майкл.

– Вы могли обещать Ольге, забирая её из монастыря, что будете любить её?

– Мог и вообще-то обещал, – твёрдо заявил доктор. – Но эта любовь сродни заботе, а не та, о которой вы говорите.

– Что ж, похоже, ей вы этот момент не уточнили, – не глядя на Джейкобса, подытожил Адам. – Что было дальше?

Неуверенно доктор, водя по лбу указательным пальцем, сказал:

– Вроде бы ночь.

– Нет, вы ответили «время».

– Да, верно, время.

– О чём вы думали в ту секунду?

– Признаться, в тот момент я больше всего хотел побыть один.

– Вас расстроила мысль о погибшей невесте?

Доктор кивнул.

– Было сложно сконцентрироваться. И я сказал первое, что увидел – это была ночь в окне.

– Которую боялся Бульденеж.

Доктор снова кивнул.

– И мы знаем почему. Следом была