Город у эшафота. За что и как казнили в Петербурге - Дмитрий Шерих

Ну и завершающий эпизод: 19 сентября 1906 года в Шлиссельбургской крепости повесили Якова Васильева-Финкелыптейна, осужденного за террористический акт. За два с половиной месяца до этого он в Нижнем саду Петергофа убил генерал-майора Сергея Владимировича Козлова, приняв его за бывшего петербургского генерал-губернатора Дмитрия Федоровича Трепова, отдавшего некогда войскам столичного гарнизона знаменитый приказ: «Патронов не жалеть!»

То была последняя казнь, совершенная в стенах Шлиссельбургской крепости.

Смертные приговоры военно-полевых судов. Борьба против смертной казни. «Были пред зарей убиты/ Девятнадцать удальцов». Лобным местом столицы становится Лисий Нос. «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева и прототипы его героев.

О «столыпинских галстуках» читатель уже слышал; есть целая история о том, как это крылатое определение явилось на свет. Автором его стал думский депутат Федор Родичев. В стенах Государственной думы он произносил однажды горячую речь о военно-полевых судах. В министерской ложе сидел премьер-министр Столыпин, и этот факт особенно подогревал Федора Измайловича. И вот кульминация: «Родичев, с поднятой вверх рукой, на мгновение замолчал, точно прислушивался, и потом вдруг высоким, выразительным голосом бросил:

— Прекратите эти кровавые расправы. Они пятнают наши суды. Довольно с нас того, что уже зовут…

Он остановился, с высоты трибуны пристально посмотрел в лицо премьера и вдруг, сделав вокруг своей шеи страшный жест, точно накидывая петлю, закончил:

— …что называется столыпинским галстухом…

Столыпин поднялся во весь свой богатырский рост и медленно покинул залу заседаний. Вслед за ним из ложи вышли и остальные министры.

В зале творилось что-то неописуемое. Левый сектор бурно аплодировал. Кажется, даже с галереи, где были места для публики, раздались беззаконные рукоплескания…

Правые бросились к трибуне. Родичев стоял неподвижно, с недоумением вглядываясь в бегущих к нему депутатов. Он был в состоянии скакуна после большой скачки, певца после большой арии. Слова еще кипели в нем, жужжали вокруг его головы. Он еще сам был в их власти. И не понимал, что случилось».

Случилось же вот что: выражение «столыпинский галстук» начало свою собственную жизнь. Долгую. Вот цитата из знаменитого сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)»: «Царский министр Столыпин покрыл виселицами страну. Было казнено несколько тысяч революционеров. Виселицу в то время называли «столыпинским галстуком»».

Преувеличение в этих словах есть, конечно, но не очень большое: по расчетам выдающегося дореволюционного юриста Николая Степановича Таганцева, в 1905–1908 годах в России было казнено свыше двух тысяч человек, обвиненных в терроре и убийствах (2108 человек, если быть предельно точным). Кадетская газета «Речь» приводила в 1914 году другие данные: свыше 2500 казненных. Для сопоставления: за целый исторический период с 1876 по 1904 год, включивший в себя и казни народовольцев, всего в стране было казнено 486 человек. Невероятный случился при Столыпине прирост, и хотя людям, пережившим XX столетие, он не кажется чем-то исключительным, для современников, привыкших к тому, как непросто давался царским властям каждый смертный приговор, эта невероятная легкость казалась поистине жуткой. Разрушительной для страны.

Заметный вклад в это ужесточение правосудия внесли существовавшие с августа 1906 по апрель 1907 года го военно-полевые суды: им разрешалось выносить приговоры «в тех случаях, когда учинение преступного деяния лицом, подсудным военному суду, является настолько очевидным, что нет надобности в его расследовании»; на рассмотрение дела суду отводилось не более двух суток, а на приведение приговора в исполнение — еще сутки.

По приговорам таких судов были казнены всего за полгода с небольшим 683 человека.

В Петербурге, стоит отметить, казнили реже, чем во многих других крупных городах страны — Варшаве, Одессе, Москве, Иркутске, даже Риге и Лодзи.

Конечно, Государственная дума в те годы не только говорила, но и действовала. В июне 1906 года, например, она «при громе продолжительных аплодисментов» приняла законопроект о полной отмене смертной казни, однако Государственный совет утверждать этот документ не стал. Вторая Государственная дума пошла на второй заход в этом вопросе, но снова наткнулась на сопротивление оппонентов. Не помогли и активные выступления деятелей культуры; Василий Васильевич Розанов примерно в те же годы писал со всей силой своей публицистической страсти: «Мы именуемся «христианами»: и вот христианин-палач, окруженный для обеспечения дела христианами-воинами, по приговору христианского суда и во исполнение христианского закона «святой» Руси, затягивает петлю на горле человека и давит его, как кошкодер на живодерне.

Эти живодерни именуются отчего-то, и обставлены в «делопроизводстве» не своими словами, не собственными названиями, а уворованными чужими словами из лексикона добропорядочных людей: «уголовный суд», «приговор о смертной казни», «суд приговорил такого-то к повешению», «приговорил к расстрелянию». Когда нужно говорить просто: «Мы, судьи, удавили сегодня Петра», «Мы приказали солдатам Николаю и Фаддею застрелить мещанина Семена».

«Вешают» платье в гардероб, а человека давят».

Однако дальнейшее продвижение вопроса оказалось невозможным: в Третьей Думе преобладали представители правых партий, а правые всегда считали смертную казнь необходимейшим элементом правосудия.

Где расстреливали и вешали в эти годы? После упразднения государственной тюрьмы в Шлиссельбурге (случилось это в начале 1906 года) власть принуждена была искать другие места для экзекуций. Проводить казни внутри какой-нибудь иной тюрьмы сочтено было неразумным, хоть такое и предписывалось законодательством: в тюрьмах сидели политические, бунты случались и так нередко, провоцировать казнями новые не хотелось. Стали поэтому искать места удаленные, скрытые от посторонних глаз.

В связи с этим между разными ветвями столичной власти завязалась оживленная переписка. Петербургский губернатор Александр Дмитриевич Зиновьев, например, предлагал в качестве лобного места Холерное кладбище на Куликовом поле (Выборгская сторона), которое «обнесено высоким дощатым забором, расположено в уединенной местности вблизи петербургской тюрьмы и никем не посещается». Однако его идея была отвергнута, как и некоторые другие прозвучавшие тогда предложения.

На время главным лобным местом столицы стал Кронштадт. Место неспокойное, дважды — в 1905 и 1906 годы — становившееся плацдармом восстаний. После Кронштадтского восстания 1905 года, правда, правительство воздержалось от смертных приговоров, но после второго, случившегося 19–20 июля 1906 года и унесшего немало офицерских жизней, проявило жестокость во всей ее полноте. Уже 20 июля 1906 года в Кронштадте по приговору военно-полевого суда были казнены семь солдат минной роты — причем комендант крепости генерал-майор Александр Адлерберг, по свидетельству очевидцев, заставил осужденных копать себе могилы, приговаривая: «Копайте, копайте, копайте! Вы хотели, ребята, земли, так вот вам земля, а волю найдете на небесах!..»