Формула Бога. Возвращение - Юрий Витальевич Яньшин

Будь на ее месте кто другая, все бы на этом и закончилось. Но этой другой, как назло, не оказалось. Мало того, Милена уже давно и безнадежно, о чем знали все вокруг, была по уши влюблена в свое руководство, которое сидело сейчас перед ней и выкобенивалось изо всех сил. Руководство уже на протяжении нескольких лет выкобенивалось и упорно не желало замечать ее доселе робких ухаживаний. А она, как на грех, после долгих раздумий и ночных слез в подушку, решилась-таки штурмом овладеть эту проклятущую крепость, причем именно сегодня. Умоляющие нотки в голосе с закатыванием глаз, только раззадорили не в меру активную в своих неуемных желаниях ангелицу. Подскочив сзади, она попыталась взять его под локти и оторвать от табурета. Он взвыл, и его вой моментально перешел в оперное крещендо. Его крылья в беспорядочной суматошности хлопали и стегали ее по лицу, так, что перья полетели и закружились под потолком, как будто лиса из русской народной сказки попала в неохраняемый курятник и устроила там переполох. Однако девчонка не хотела униматься, уже войдя в раж:

— Я все равно накормлю тебя, пупсичек мой! Во что бы то ни стало! — пыхтела она, уже предвкушая свою победу.

Однако «пупсичек» каким-то невероятным финтом выкрутился из стальных объятий голодной тигрицы, вышедшей на охоту, и одним прыжком оказался у противоположной стены.

— Пошла вон! Зараза! Лахудра, мать твою! — что было мочи, заорал он, уже вне себя от накатившей ярости.

Эти грубые слова так не вязавшиеся с данным местом, а еще больше не вязавшиеся с внешностью и характером майора Вершинина, как громом в самое темечко ударили младшего лейтенанта Вахрамееву. Ее маленькие кулачки невольно разжались и полы отдела пополнились еще несколькими упавшими на них перышками майорских крыльев, а глаза вдруг наполнились влагой.

— С-сударь! Д-да вы просто хам! — как-то по-детски нелепо и некрасиво кривя свои губы в плаксивой гримасе, тихо проговорила она. Затем резко развернулась на носках, открыла стеклянную дверь выгородки и уже из-за порога процедила сквозь зубы, четко акцентируя каждый слог:

— Не-на-ви-жу!

При этом волосы у нее на макушке подозрительно сами собой зашевелились. (Прим. автора. Шевеление волос на макушке, в данной ситуации, прямо указывает на то, что черепная коробка сердящейся на кого-то женщины, явно готовится обзавестись костными образованиями в виде вертикально ориентированных наростов, в быту называемыми — рожки. Поэтому, дорогие мужчины, примите совет: не сердите свою любимую женщину, если не хотите спать с козой. Шутка).

Опалив напоследок, еще недавно обожаемого начальника испепеляющим взглядом, так саданула дверью, что стекла посыпавшиеся оттуда мелкими льдинками оросили вконец обалдевшего Левушку. В полной прострации от всего произошедшего, он еще постоял в растерянном оцепенении какое-то время, явно не зная, что предпринять в такой ситуации, а потом, будто вспомнив, махнул рукой и опять уселся на крутящийся табурет, возвращаясь к так некстати прерванному делу. «Так, на чем же мы там остановились? — уже окончательно приходя в себя, проговорил он, — А остановились мы на втором стоп-кадре». И действительно, второй стоп-кадр, на котором были запечатлены лежащая на асфальте девчушка и толпа сочувствующих ей граждан, собравшаяся вокруг нее. Кадр был не менее загадочным, чем предыдущий. В нем не было ничего примечательного, за исключением двух коротких надписей. Метка курсора, наложенная на типчика в белом костюме, точно также как и та, что была наложена на лобовое стекло автомобиля, отказывалась выдавать идентификационные параметры его тела. Вторая надпись, раскрывающая температуру локальной среды по отношению к окружающей, тоже была связана с «белокостюмным», прямо указывая на него, как на эпицентр ее понижения. Левушка в глубокой задумчивости потер лицо. Умственных способностей даже рядового ангела хватило бы для понимания того, что именно этот «типчик» является ключевым игроком во всем произошедшем. Уставив локти на стол, и обхватив руками опущенную голову, Левушка погрузился в невеселые размышления. Но видимо трепка заданная ему влюбленной фурией все же возымела действие и стимулировала активность его мозговых извилин. Ему вдруг пришла в голову оригинальная мысль: «А что, если перестать просматривать в который уже раз сделанную запись, а зайти в то же самое время и место и заново его отсканировать?» Не откладывая задуманное в долгий ящик, включил ПВ-сканер и быстро набрал уже запомнившиеся место и время события, не забыв предварительно включить запись. А дальше начиналось настоящее сумасшествие. С первых же кадров началось разительное отличие от того, что было записано первоначально. Во-первых, дойдя до края тротуара и собираясь переходить дорогу, девчушка не стала вцепляться в руку отца, а вырвалась и вприпрыжку пустилась на противоположную сторону, куда благополучно и прибыла, помахав оттуда отцу ручонкой. Во-вторых, переходя вслед за дочерью проезжую часть, дойдя до ее середины, Захар, неловко запнувшись, начал медленно оседать на дорогу, где и остался лежать, не подавая признаков жизни. Левушка не стал выключать запись, а дождался не только, пока соберется толпа сердобольствующих, но и пока не приехала «скорая». Никаких беспилотных «джипов», ни типа в белом даже и близко не наблюдалось. Температура локальной и окружающей среды были идентичны. Майор ангельской службы Лев Михайлович Вершинин, петербургский интеллигент в четвертом поколении никогда не курил. Даже не пробовал. В их семье эта пагубная привычка не культивировалась. Не стал он курильщиков и в Раю, где курение хоть и не запрещалось напрямую, но стояло в ряду чего-то ужасно неприличного. Сейчас же, сидя на вертящемся табурете, спиной к разбитой двери с торчащими осколками стекла и смотря безотрывно в тубус бинокуляра, он поймал себя на мысли, что ничего на свете не желает в этот момент, кроме как затянуться длинным затягом какой-нибудь папиросой с табаком позабористей. Выключил аппаратуру. Посидел, подумал. Опять включил и снова набрал координаты случившегося. Опять поставил в режим непрерывной широкоугольной записи. Сюжет с отсутствием, как он назвал про себя «сладкой парочки» из «джипа» и инкогнито в белом, повторился. Левушка не был ленивым ни в той, ни в этой жизни. Он повторил этот эксперимент и в третий, и в четвертый, и в девятый раз. Он уже хотел было прекратить «издевательство» над техникой слежения, но для ровного счета все же решил повторить это действо в десятый — последний раз. И тут его поджидал еще один сюрприз. На этот раз девочка опять с силой вцепилась в папину руку. А вот появление «джипа» Левушка приметил, когда тот еще поворачивал из-за угла. Но он никак не походил на первоначальный. Тот был черным сплошь хромированным «крузаком» с