Чужак из ниоткуда - Алексей Анатольевич Евтушенко

о севере и золотоискателях, роман «Морской волк» и повесть «Белый клык».

– Спасибо. Прочитаю, возьму ещё.

– Тебе спасибо. Когда теперь?

– Завтра утром.

– А что со мной?

– Вы здоровы, дядя Юзик. Относительно.

– Слава богу. Но я не об этом.

– А, да. Попрошу вас сделать кое-что. Из имеющихся материалов. Работа ювелирная во всех смыслах. Но сначала вашу жену вылечим. Согласны?

– Ещё бы я не был согласен! Но я же теперь от любопытства спать не стану.

– Станете, станете, спите вы хорошо, крепко.

– Это так, – сказал дядя Юзик. – Когда в танке не горю… – он закрыл глаза, открыл. – Трижды горел. До сих пор снится. Знаешь… у меня в экипаже все комсомольцы были, атеисты. Я и сам такой, хоть и не комсомолец давно. Так вот, когда танк горит, все богу молятся, чтобы спас. Господи, Пресвятая Богородица, спасите нас! – воскликнул он тихо; поднял руку, видимо, чтобы перекреститься, но опустил её смущённо. – Вот так примерно.

– Спасибо вам, – сказал я. – Вам, тёте Фире, моим дедушкам и бабушкам, всем ветеранам. Бог спас вас, а вы – всех нас и весь мир.

Вышла тётя Фира с дедушкой.

– Всё, – сообщила тётя Фира гордо. – Не знаю, что со мной будет, но только что я выкурила свою последнюю сигарету.

– Поздравляю, тётя Фира, – сказал я. – Теперь с вами всё будет хорошо. Обещаю.

После сеанса следовало отдохнуть и набраться сил. Однако пассивного отдыха не хотелось, хотелось активного.

– Деда, мама говорила, что у вас тут где-то хороший бассейн есть? – спросил я, когда мы вернулись домой от Кофманов.

– Есть, – сказал дед.

– Далеко?

– Пешком далековато. Если хочешь, сегодня тебя отвезу, а завтра уже сам, тут несколько остановок на троллейбусе.

– Как там Фирочка? – спросила бабушка, которая с нетерпением ожидала нашего возвращения.

– Курить бросила, – сообщил дед.

– Не может быть! – всплеснула руками бабушка.

– Жить захочешь – ещё не то бросишь, – констатировала прабабушка. – Молодец, правнук. Деда своего ещё уговори бросить. Дымит, как паровоз.

– Начинается, – сказал дедушка Лёша.

– Кури пока, деда, если хочется, – успокоил я его. – Здоровье позволяет. Уменьшить только надо дозу, это верно.

– Насколько уменьшить? – деловито осведомился дед.

– До десяти сигарет в день. То есть, лучше, конечно, до восьми. Десять – это максимум.

– Это я могу, – чуть подумав, кивнул дед. – Составлю график… Одну сигарету в два часа. Нормально.

– Правильное решение, – одобрил я.

Бассейн располагался за Дворцом культуры «Металлург», в глубине обширного молодого сквера, примыкавшего к центральной улице Алмалыка – Ленина. Дед довёз меня туда на своём чудесном антикварном BMW за пять минут, рассказал, на каком троллейбусе добираться обратно, и уехал.

Я нырнул в прохладное, пахнущее хлорированной водой, нутро одноэтажного здания, подошёл к невзрачной женщине-администратору, сидевшей в белом халате за такой же белой стойкой.

– Здравствуйте, – поздоровался вежливо. – Я здесь впервые, буду ходить какое-то время. Наверное. Сколько это стоит?

– Здравствуй, мальчик. Час – пятьдесят копеек. Но если взять абонемент от пяти часов и больше, то обойдётся в сорок копеек за час.

– Абонемент, – сказал я. – На десять часов, для начала.

Мне выдали абонемент, рубль сдачи с пятёрки и ключ с картонной биркой и номером от шкафчика в раздевалке.

– Сначала душ, – предупредила администратор. – Без этого в бассейн нельзя.

– Хорошо.

Разделся, надел плавки, закрыл шкафчик, оставил ключ администратору, принял душ, взял с собой офицерский планшет, где лежал томик Джека Лондона с альбомом для рисования, и вышел под открытое небо к бассейну.

Пятьдесят на двадцать пять метров водной голубоватой глади, разделённой канатами на плавательные дорожки. Однако вышки для прыжков воду, как в кушкинском бассейне, не было.

Воду в кушкинский бассейн, который назывался коротко «Автобат», поскольку располагался рядом с территорией автомобильного батальона, залили незадолго до моего отъезда в Алмалык, так что я там и накупаться толком не успел. Но пару раз побывал и надеялся посещать впредь. Благо, был он для всех абсолютно бесплатным.

Я нырнул в прохладную чистую воду (хлорка чувствовалась, но было её не слишком много), проплыл в бодром темпе туда и назад сотню метров, одним движением выбрался на бортик.

Хорошо!

Улёгся на топчане с томиком Джека Лондона. Первый рассказ назывался «За тех, кто в пути!». Небольшой, меньше пяти страниц, но я как-то сразу очутился там, на этих страницах, среди честных и смелых мужчин, жестокой морозной ночи за тонкими стенами жилья, ездовых собак и крепкого пунша. Да, умеет писать этот американец, ничего не скажешь. Крепко, крепко.

Неподалёку послышались весёлые возгласы и плеск воды.

Я поднял голову.

Несколько парней, на два-три года постарше меня, затеяли напротив игру в салки. Правила простые. Водящий должен осалить кого-то, но не за любую часть тела, а обязательно выше пояса. За первую – самую широкую – дорожку не заплывать, чтобы не мешать тем, кто тренируется на других. На бортик из воды выскакивать можно, но делать больше одного шага влево, вправо или назад запрещено. Всё остальное – без ограничений.

Чуть поодаль от меня за игрой с интересом наблюдала красивая девушка лет шестнадцати-семнадцати. Как и я, она лежала с книгой на деревянном топчане, и со своего места я хорошо различал соблазнительные изгибы её молодого загорелого тела.

Чёрт возьми, ты что делаешь, пионер Сергей Ермолов, тебе только тринадцать лет!

Ага. Телу тринадцать, а голове – тридцать два. Это по гарадскому счёту, а по земному и вовсе сорок. Взрослый мужчина с соответствующими потребностями. Кстати, тринадцать с половиной лет, не так уж мало. Особенно, если чувствуешь себя на все четырнадцать. Я – чувствовал. Даже больше, чем на четырнадцать.

Мы на мгновение встретились глазами. Я широко улыбнулся. Девушка недоумённо изогнула тёмную бровь, – мол, это ещё, что за малолетка ко мне цепляется, отвела взгляд.

Ладно.

Я достал альбом для рисования, взял карандаш, ластик и принялся набрасывать фигуры играющих в салки парней.

Вот кто-то оттолкнулся ногами от бортика и завис в высоком прыжке; а водящий тянется из воды, стараясь дотянуться прыгуну до живота.

Вот другой парень отчаянно гребёт вдоль дорожки в надежде уйти от погони так, что только брызги летят во все стороны, сверкая на солнце.

Вот третий хохочет белозубо, забравшись на бортик…

Карандаш летает по белому полю листа, заполняя его точными быстрыми линиями и штрихами.

Есть, перевернуть. Следующая страница, новые наброски.

Люблю рисовать! Это круче фотографии, если уметь.

Как хорошо, что я взял с собой альбом, давно не рисовал, прямо душа соскучилась…

Сам не заметил, как увлёкся, мир вокруг исчез, остался только один – тот, что на бумаге возникал под моим карандашом.

– Здорово… – раздался восхищённый выдох над моим ухом.

Левого плеча коснулось что-то мягкое и одновременное упругое.

Сердце бухнуло,