Механизм пространства - Андрей Валентинов

На этом рассказ можно было бы и закончить, если бы не последнее, вовсе уж комическое обстоятельство. Узнав о случившемся, с улицы Сен-При, где, кстати, проживает и физик Николя Карно, без промедления съехал банкир Джеймс Ротшильд, глава «Rothsschild Freres», перебравшись в частный дом за городом. Газетчикам, заинтересовавшимся причиной отъезда, банкир заявил с отменным хладнокровием:

– А вы что, любите холеру? Лично я – нет!

Возможно, здесь сыграло роль какое-то суеверие, поскольку хорошо известно, что библейский народ и шагу ступить не может, чтобы не сплюнуть через левое плечо. Это и послужило причиной их многолетних странствий по пустыне…»

– Статья не подписана, – заметил Эрстед. – Вместо подписи – три звездочки. Это Дюма, я узнаю перо. К жизни и смерти наш квартерон[23]относится с бесшабашным юмором. Должно быть, кулинария – единственное, что он принимает всерьез.

Огюст вспомнил повара-литератора. Гребешки, луковый суп, записки опального маркиза… Если верить слухам, во время Июльского восстания, будучи стеснен в средствах, Дюма скупил на базаре уйму дынь, исключительно дешевых в связи с эпидемией холеры, и, объевшись, подхватил заразу. Но, будучи по природе своей человеком отчаянной смелости, обращаться к врачам не стал, а принял внутрь стаканчик чистейшего эфира – и, как ни странно, выздоровел.

«Все негры живучи», – пошутил его приятель, писатель Шарль Нодье.

– Это хуже, чем вы думаете, господа, – подал голос князь. До сих пор Волмонтович в разговор не вмешивался. Сидя у парапета, украшенного вазонами с мелкими лилиями, он протирал окуляры лоскутом тонкой замши. – Автор статьи не ошибся насчет суеверий. Я знаю этот обычай.

– Откуда?

– В юности у меня был пахолок. Это слуга, а не то, о чем вы подумали. Ему рассказал ростовщик, жид из болтливых, а он – мне. Чтобы отвести мор от своих к чужим, надо похоронить холерника силой. Сторож, препятствующий захоронению, выбирается из чужих – из тех, куда должна уйти холера. Ростовщик утверждал, что обряд очень сложен. Мельчайший промах – и хворь не захочет уходить, или превратится в другую болезнь, или еще что…

– Вы полагаете, рассказу вашего пахолка можно верить?

Волмонтович пожал плечами.

– Не знаю. Я просто опасаюсь за судьбу вашего Карно. Сторожа подбирали с умом, зная, что делают. В любом случае, Карно в Париже, а мы – в Ницце. Остается ждать и надеяться на пана Торвена.

– Мы остановились в «Royal Palace», на Английском бульваре, – Эрстед повернулся к старику. – Если что, нас будет легко найти.

– Лучше заходите ко мне, – пригласил даль Негро. – Я пробуду здесь до конца сентября. Надеюсь, злой гений обойдет мой дом стороной. Если будут какие-то письма – я пошлю к вам слугу.

Вечером, вернувшись в гостиницу, Огюст Шевалье распрощался со спутниками, прошел в отведенный ему номер, переступил порог ванной комнаты – и встал перед зеркалом.

Ему не пришлось долго ждать.

Над самым ухом оглушительно ударила пушка. Полыхнула сотня молний, и Шевалье ослеп. На миг почудилось: стреляли в него, в упор – так казнили бунтовщиков в Индии, разметывая тела в клочья. Но боли не было, и зрение скоро восстановилось.

Молнии никуда не исчезли. Сверкающие корни, ветвясь, тянулись с небес к бурлящему океану, силясь заключить остров в огненную клетку. Грохот продолжался, но звук отдалился, доносясь, как сквозь вату.

– У нас гроза, – сообщил знакомый голос Переговорщика. – Не извольте беспокоиться, опасности нет.

Огюст застеснялся.

– Я и не беспокоюсь, – буркнул он. – Что я вам, дикарь, грозы бояться?!

Ураган гнул к земле жалобно стонущие пальмы. Сколько хватало глаз, вокруг ярился океан, силясь поглотить куцый клочок суши. В небесах клубилась фиолетово-черная мгла, закручиваясь воронками. Отряды водяных валов шли на приступ. Их крутые горбы блестели, как доспехи рыцарей.

Островок держался. Разряды электричества, шквальный ливень, мощь волн – буйство природы не достигало лабиринта «потомков». Жутковатое творение, вместе с окружением из мигающих пирамидок, словно накрыл невидимый купол. Стихия бушевала снаружи, здесь же не ощущалось ни малейшего колебания воздуха.

– Тем не менее вы чем-то взволнованы, – констатировал глаз. Никакого глаза Шевалье сейчас не видел, но в мыслях продолжал так звать собеседника по привычке. – Об этом свидетельствует излучение вашего супергена. У вас появились сомнения? Вопросы?

– О да, у меня есть вопросы!

– Я с удовольствием отвечу на них.

– Отлично! Вы говорили, я в будущем?

– Относительно вашего хроносектора – да. Для нас это – настоящее.

– Значит, я могу путешествовать во времени?

– Можете. Это одна из программ хромосомного биокомпьютера.

– А если по-французски?

– Извините. Это изначальное свойство… м-м-м… организма, или, если угодно, души человека. В вашем хроносекторе оно редко у кого проявляется. И еще реже контролируется объектом. Представьте, что полжизни вы прожили слепцом – и вдруг прозрели. Какой-то толчок, совокупность внешних факторов…

– Вы хотите сказать, что каждый человек в принципе…

– Совершенно верно. Мы активируем эту способность любому желающему. Есть апробированные методики…

– Но ведь это же хаос! Катастрофа! Вся мировая история летит кувырком! Рвется связь времен! Если любой имеет шанс перекроить прошлое… Убить врага во младенчестве! Предупредить друга об опасности… Спасти Эвариста Галуа! Доставить порох артиллеристам Наполеона при Ватерлоо! Нанизать на булавку допотопного кузнечика, праотца саранчи египетской… Кровь Христова! Это же… – Огюста несло. – А если я убью своего дедушку, то никогда не появлюсь на свет! И некому будет отправиться в прошлое, чтобы совершить убийство, а значит…

– Временной парадокс, он же хроноклазм, – выждав, пока собеседник охрипнет, глаз подвел итог. – Классика фантастики. Поздравляю, вы предвосхитили целое литературное направление. За шестьдесят лет до Уэллса. Вынужден вас разочаровать: действия такого рода попросту невозможны.

– Почему?!

– Материальные тела не перемещаются во времени. Только информация.

– А как же я?!

– А вы и есть – информация в чистом виде. Душа без тела. Вернее, темпоральная проекция души…

Шевалье был готов к чему-то подобному. Думаешь, выкрутился, хитрый глаз? Нет уж, нас на мякине не проведешь!

– Очень хорошо, мсье Переговорщик. Итак, моя душа попала к вам. За грехи мои тяжкие. В итоге я получаю информацию, которой не обладал бы, живя в XIX веке!