17.20.730: Варежка - AnaVi

и где – в ответе.

Телефоны! Слишком громко.

Окна – «open». И орут!

Жарко. Ветра нет… Легонько.

Может, что и призовут.

Нравится им непогода -

лишь подальше и внутри.

Спрячутся в своих коробках…

И айда – дыши, смотри!

Я же – все-таки больная.

Лизтоман, плювиофил…

Сижу – ножками качаю…

И смотрю на серый мир.

Вся промокла уж до нитки.

Завтра что-то прилетит…

От подруги – пилюль-пытки.

Иль какой митрополит.

Но – красиво, пока спите.

С высоты! А тело – жжет…

Нет, не демон. Не изыди!

Дождь опять за что-то бьет.

Верность – ревность

Вот игра – кроссворд и слово.

Да, пока что – лишь одно.

Знаешь ты, оно – не ново.

«Чувство»? Нет. Скорей – их дно.

Мерзопакостное что-то.

Темно-мерзкое такое…

Близкое – для идиота.

Упускает что «родное»!

Слово-чувство, что меняет -

будит тьму всю ото сна.

Что тебя разоружает…

И ты рыщешь: «где она?!».

Проверяешь все страницы.

Навещаешь всех друзей.

После ж – прописал в блудницы.

И – к своим: «и черт бы с ней».

И тебя они поддержат:

«все, естественно, она».

И улыбочек не сдержат:

«да и сразу ведь видна».

Чувство, что с тобой играет.

И тасует карты… «Срам!».

Градусом тебя задавит…

Принесет убитым в хлам.

Часть за частью разбирает,

отравляя посекундно…

То, что тебя разрушает.

Убивает – тяжко, нудно…

До истер-изнеможения.

И в агонии крича…

Ждет нахально продолжения,

что на блюдечке ты: «на».

Помогло разбить у входа.

И в слезах она ушла…

По-английски. До комода.

Дверь прикрыла. Ты – круша.

Вся квартира в стекла, щепки…

Выбрал ты не ту сестру.

Буквы – те. Не те – зацепки.

«Ревность». Но дойдет – к утру.

Утаила

Знаешь, на что я обижалась?

Конечно, нет. Не я, а ты!

А я под руку же попалась…

Окей, на что в обиде «мы»?

Ты все внимания хотела.

Была ж нужна, чтоб я скучала.

А я понятия не имела:

«на что с пустого наорала?».

И ранит же – не столько слово.

Да и не действия. Их – нет!

Ранит кусок, что был сворован -

влился к копившимся столь лет.

И вот уже – не предложение.

А докторская! Целых – две.

Насколько хватит же бражения.

Что ты не говорила мне…

И страшно – просто ведь представить,

что ты могла мне не сказать…

Если все сказанное отставить -

ты дашь еще мне пострадать!

Хватит на лет еще – десяток.

А может – сотен. Как пойдет!

Перед уходом – рассказ кратен…

Но он – клеймо. Он – не уйдет!

Чернилами забив под кожу -

словами травишь ты мне кровь.

И каждый сон – будет тревожен…

Придание мамы? «Вот, изволь!

Больная, с психикою шаткой,

хватит тебе – и за глаза.

А теща, нет, не была гадкой…

Не верьте действиям, словам!».

Растопчешь меня, изувечишь.

Чтоб не осталось ничего!

А я не села ведь на плечи…

А слезть с моих – тебе слабо?

Я знаю, что мне путь заказан.

Ты наработала мне горб.

Но из меня – все льются фразы…

Раньше, прости, не лягу в гроб!

Меня коробка – не исправит.

Никто не мог – куда уж ей?

И балом, знаешь, другой правит.

Ни слова больше. Нет. Не смей!

Забавно, это ведь – начало.

Не все ж еще наговорила…

Не научилась, не скучала…

Держи в себе, что утаила!

Режь!

И странно ведь приснилось мне -

как будто явь! Слегка в бреду…

И яркий свет прорезал мне -

дорогу в руки. Но – к кому?

Слепая я. А руки – склизки.

Что за урод держит меня?

Потом – хлопок. И крики, визги…

Из них, что половина, я!

Тут – холодно. Меня изъяли.

И бьют – меня. Хотя: «за что?».

А, поняла. Меня рожали!

Стоп. Остановочка. Там – что?!

Сбылось: «роди меня обратно»?

Чуть с опозданием. Но – все же!

Может, все – сон? Так непонятно.

И холодно, капец! До дрожи.

Можно еще? Без извлечения?

Там было – как-то вот тепло…

Ну да. Спросили б разрешения…

По сути, я еще – никто!

Да и сейчас – не шибко кто-то.

Но мы сейчас – не обо мне.

Нет, обо мне. Но той, что – роды.

Могут прийти – и не во сне!

Послушать что ли разговоры?

Ребенком – я не разберу.

Но мне же – снится, а там споры…

Пора вернуться. Мож, пойму!

Хотят мне резать пуповину…

Ужас какой! И без наркоза?

Может, ногой кому-нить двинуть?!

Обломится какая доза…

Ну, елки-палки! На живую.

Ребенку! И с секундой жизни.

Сначала – бьют. Потом – шинкуют.

С животиком – мы не тужили…

Как-то скукожило… И жжение!

Это так будет – только счас?

Я бы хотела – к завершению…

Эй, люди! А который час?

Все тело – ломит. Спину – режет.

Это так – надо? Или что?!

Пахнуло кровью… Кровью! Свежей.

Походу, там – не так пошло.

«Давай же ножницы. И режь же!».

«А я отрезал… Со спины».

«Где пуповина?! Твою… Леший!

Там – крылья. Ты отрезал их!».

Бойкот

Бойкот, как средство воспитания:

«я помолчу – и приползет.

Я покажу перевоспитание -

прощения просить придет…

Как миленькая! Виновата.

За все придется отвечать».

И не сорваться бы на маты…

Буду вину я признавать.

Ага, вот прям и разбежалась.

Бегу… и волосы назад!

И с тапками я попрощалась…

«Пусть знает – кто тут виноват.

Точнее – должен быть. И будет!

Нужно удачно лишь спихнуть…

А дальше – молча. День был труден…

Можно пойти и отдохнуть.

Мимо пройти – слоном протопав.

Похлопать дверью – раз иль два…

Чтоб показать – какая злоба!

И свет же вырубить: «вот, на».

Да, делает, ага, уроки…

Игнорит меня, вот и все!

Включу-ка телек… Звук высокий.

И как тебе там, ничего?!

В наушниках… Опять в бананах!

Плевать на мать – не на себя.

Где ж вас таких хоть понабрали?

А, да… Сама ведь родила!

И настрадала же