Бригада (1-16) - Александр Белов

мне пристал? Ты ведь меня никогда простишь! Между нами всегда будет это клеймо! – Она повернулась к нему заплаканной изуродованной щекой.

Саша не стал ее уговаривать а просто обнял и прижал к себе. Постепенно она успокоилась. Так они и просидели до самого рассвета.

А утром после завтрака Белов нашел Витька, рассказал о ночном визите Ватсона и попросил покараулить, чтобы к доктору, когда он начнет орать и биться в ломке, никто не заходил.

– И сам терпи, – предупредил он. – Уши заткни чем-нибудь.

Потом подогнал машину к своей бытовке и велел Лене одеться поприличнее, поскольку намечается выезд в город.

– Куда? Зачем? – Лена терялась в догадках, но сделала так, как просил Саша…

Они приехали в Москву. После относительно бессуетной подмосковной жизни Белокаменная показалась Лене гигантским муравейником, скопищем сумасшедших, постоянно куда-то бегущих и вечно опаздывающих. Она совершенно отвыкла от городской жизни.

В отличие от нее, Саша прекрасно себя чувствовал в каменных джунглях и лавировал среди хаотично несущихся, как броуновские молекулы, постоянно подрезающих друг друга машин, с ловкостью автогонщика. Ему не нужно было искать клинику пластической хирургии. Этот адрес он хорошо знал. Когда-то он сам подумывал об изменении внешности и даже обсуждал этот вопрос с московским авторитетом – медицинским, в области пластической хирургии – доктором Абдулатиповым. Старик буквально творил чудеса, но до дела тогда не дошло.

Когда Лена поняла, куда ее привезли, она не смогла произнести ни слова. Ее хватило странное безразличие, она безвольно подчинялась приказаниям Белова, но не сделала ни одного самостоятельного шага. Он сам зарегистрировал ее, заплатил деньги в кассу за операцию и лечение. Позвонил доктору, попросил уделить Лене побольше внимания… Дал сотню баксов сестре, которая пришла за ней, чтобы отвести в стационар.

Выйдя из клиники, он оглянулся на окна. В одном из них нашел Лену. Она стояла, прижавшись лбом к стеклу, и смотрела ему вслед. Белов помахал ей рукой, не рассчитывая на ответный жест. Но она ответила… Прижала ладонь к прозрачной и, наверное, холодной поверхности.

И Саше показалось, что этих лет ненависти к ней и разлуки будто и не было. Что он всегда любил ее, не переставал любить. Просто не мог простить нанесенной обиды, даже не обиды – оскорбления. А теперь вот – простил…

В "Конверт-Банке" Белова встретили немного настороженно, особенно охранники. Его длинные волосы и дешевый джинсовый костюм с Черкизовского рынка не располагали к доверию. Тем не менее, они сразу вызвали очкастого клерка, на которого произнесенный Сашей пароль подействовал, как волшебное слово "сезам" на автоматические двери пещеры Алладина. Клерк провел его в хранилище и оставил наедине с его ячейкой. Белов мысленно поблагодарил покойного Пчелу за предусмотрительность.

В ячейке он обнаружил пакет с документами, а под ними несколько толстых пачек долларов.

Белов не стал просматривать бумаги на месте, в банке. Он вызвал клерка и тот – вот что значит капитализм в действии – проводил его к выходу, поблагодарил за то, что он как клиент выбрал их банк, и вежливо попрощался.

Саша снова сел за руль, отъехал от банка на приличное расстояние. По дороге он неоднократно проверялся. Вроде бы все чисто!

Он остановил машину на Хороводном проезде возле небольшого кафе с символичным названием "Минутка". Типичная стекляшка, пережившая все бури и революции Смутного Ельцинского времени практически без изменений в дизайне и, скорее всего, уровне обслуживания. На двери даже сохранилась вывеска с указанием часов работы и перерывом на обед.

Посетителей внутри почти не было. Белов вошел, сел за столик у окна так, чтобы просматривалась улица, заказал двойной кофе. Неспешно закурил и раскрыл пакет. Сверху лежал сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув его, он чуть было не расплакался, слезы против воли навернулись на глаза. Во весь лист рукой Вити была нарисована веселая полосатая пчела. Последний привет от друга, посланный из недавнего и одновременно такого далекого прошлого!

Под листком лежали более серьезные бумаги. Это были документы на четыре банковских счета. Они были открыты на всех четверых – Белого, Коса, Фила и самого Пчелу. В экстренном случае каждый из друзей мог воспользоваться всеми четырьмя счетами. К бумагам прилагались кредитные карточки "Виза".

Белов решил тут же проверить свою платежеспособность. Он допил кофе, расплатился и вышел на улицу. Прямо напротив стекляшки находилась небольшая гостиница, перестроенная, судя по свежевыкрашенному фасаду и новенькой вывеске "Англетер", совсем недавно из доходного дома начала прошлого века. Над входом сохранились цифры: 1913. Несчастливое число!

Внутри его ждал неприятный сюрприз. Как и следовало ожидать, банкомат в гостинице был. Но, вставив кредитную карточку и набрав код, он обнаружил, что счет заблокирован. То же самое произошло и с тремя другими карточками. Белов разочарованно пожал плечами, повернулся и направился к машине.

В этот момент сотрудник банка уже звонил полковнику Введенскому с сообщением о попытке снять деньги со всех четырех заблокированных кредиток.

Полковник немедленно запросил у администрации банка разрешение на изъятие видеопленки из камеры наблюдения, контролирующей работу банкомата. Через полчаса майор Коноваленко доставил небольшой сверток в кабинет Введенского.

Тот молча указал ему на кассетоприемник видеомагнитофона, подключенного к "домашнему кинотеатру" с огромным экраном, украшавшему с недавних пор кабинет полковника.

Вдвоем они уселись в кресла напротив, и Введенский с волнением, его самого немного удивившим, взял пульт и нажал на кнопку старта.

На экране появилось увеличенное во много раз лицо Александра Белова…

XLV

Ванька ни секунды не сомневался, что видел папу. И с тех пор все время ждал, что он придет, но так и не дождался.

За время долгого отсутствия отец превратился в его воображении во всемогущего богатыря, героя сказок. Но он был так далеко, и с каждым днем становился все дальше и дальше. Он был главным только в Ванькиных снах и мыслях. А в жизни его постепенно все больше места стал занимать дядя Дима.

Особенно после так страшно закончившейся рыбалки – он стал для мальчика безусловным авторитетом. Отца же он хоть и любил по-прежнему, но стал понемногу забывать. И вдруг увидел его на улице. Это было чудо, но Ванька находился в том возрасте, когда дети еще верят в чудеса и даже считают это чем-то обычным.

Необычным было другое. В последнее время Ваньке становилось все труднее общаться с мамой. Нет, он не мог бы сказать, что она его разлюбила. Она по-прежнему заботилась о нем, следила, тепло ли он одет и хорошо ли поел. Но Ванька инстинктивно чувствовал, что у