Стивен Кинг - Вадим Эрлихман

В «Темной половине», переведенной для «Кэдмена» Виктором Сухоруковым, известное выражение bullshit (лучше всего передаваемое по-русски словом «фигня») везде переводится дословно. В результате текст был усеян фразами наподобие такой: «Между нами нет никакого бычьего дерьма ». Или: «Осталось еще одно бычье дерьмо ». Дело усугублялось отсутствием в новых издательствах корректоров и редакторов. В «Кэдмене» обе эти функции совмещал многострадальный Аеша Шубин, которому к тому же приходилось набивать наши тексты, написанные на машинке, а то и вручную, — компьютеры в ту пору были далеко не у всех. Разбирая мой не самый лучший почерк, он то и дело выдавал шедевры наподобие этого: «Нам придется оборонять этот торт вчетвером » (это уже не Кинг, а Баркер). Исправить неуместный комизм могла бы всего одна корректура, но на нее никогда не хватало времени. Большие романы печатались порциями, и я одну за другой отвозил свои тетрадки в заставленную руинами компьютеров каморку Шубина, тоскливо думая, что на его месте давно бы меня задушил.

Особо следует сказать о переводе ненормативной лексики, которой у Кинга хватает, — именно за это в некоторых штатах его романы были изъяты из школьных библиотек. В пуританскую советскую эпоху все «этакие » слова тщательно вымарывались, и с наступлением новых времен многие решили, что нужно делать наоборот. Переводчики, включая и меня, аккуратно воспроизводили все авторские fuck, suck и cock, не заботясь, что в английском их обесценный смысл давно приглушен (именно поэтому в «Заводном апельсине» Берджеса герои ругались по-русски). Там подобные словечки просто служат для речевой характеристики персонажей, зато в мозгу неподготовленного (во всяком случае, в ту пору) русскоязычного читателя они вспыхивали красным фонарем, застя смысл. Где-то на «Длинном пути» я это понял и перестал аккуратничать. Хотя и сейчас не понимаю, когда чересчур целомудренные переводчики украшают текст «экскрементами» вместо «дерьма» и «совокуплением» вместо «траха». Во всяком случае, кинговским текстам подобные кружавчики точно не идут на пользу.

Переводили Кинга тогда не только в Москве, но и в Питере, Смоленске, Новгороде, но главным образом на «неньке Украине», еще не вполне привыкшей к своей незалежности. Большая часть тамошних переводов была откровенно ремесленной — ляпали как попало, лишь бы успеть поскорее. Тираж в основном продавался на российском рынке, где украинские книжки можно было отличить по кричаще-ярким обложкам. Особенно запомнилась серия со страшной красной (иногда зеленой) мордой на черном фоне, выходившая в Харькове под названием «Темный город». Ее издатели лихо меняли названия романов Кинга, делая их «страшнее», — «Сияние», к примеру, переименовали в «Странствующего дьявола ». Врезалась в память аннотация к этому изданию: «Дух мцистивости и внищувания витае над готелем, преследуя родину маленького хлопчика. Зростае жах. Гынуть люди!» Надо сказать, что в последние годы в Украине появились вполне качественные переводы Кинга, не уступающие российским, — по утверждению тех, кто знает язык.

Что касается России, то здесь во второй половине 90-х к переводческой деятельности начали возвращаться профессионалы, привыкшие работать медленно (что отвергалось предыдущей эпохой), но качественно. Тогда Татьяна Покидаева перевела первые тома «Темной Башни», Ирина Гурова — «Долорес Клэйборн» и «Сердца в Атлантиде», Наталья Рейн — рассказы из «Команды скелетов». В один ряд с мэтрами встали талантливые новички — например, бывший провизор Екатерина Александрова, ставшая блестящим переводчиком с английского и французского[4]. Ей принадлежат переводы «Сияния» и «Жребия Салема», а также произведений Роберта Маккамона, Терри Пратчетта и других англо-американских фантастов. Вполне качественными были также переводы М. Левина («Как писать книги» и «Буря столетия») и Е. Харитоновой («Необходимые вещи » и повести из цикла «Четверть после полуночи »), вышедшие в то же время.

Тогда же происходило быстрое укрупнение издательского дела — «Кэдмена» и его маломощных коллег вытесняли издательства-гиганты, тяготеющие к монополизму. Одним из них стало ACT, которое с 1997 года сделалось фактически единственным издателем русского Кинга (в этом году разорился его последний конкурент на этом поприще — издательство «Мир»). ACT аккуратно покупало права на издание, что было приятным сюрпризом для американцев. Задавшись целью издать полное собрание Кинга, оно привлекло для этого опытного переводчика Виктора Вебера, родившегося в 1950 году. Он к тому времени перевел многое из англо-американской классики, в том числе альтернативного заходеровскому «Винни Пуха». Первым его обращением к Кингу стала «Зеленая миля», за которую он взялся вместе с сыном Дмитрием. Сын вскоре отошел от проекта, зато Виктор Анатольевич уже много лет остается главным русским переводчиком «короля ужаса » (вот и пробралось в текст это жуткое определение! Вычеркнуть немедленно... нет, ладно, пускай остается. Надо же хоть раз его вспомнить).

Вебер открыл читателям много нового. Из переведенного им текста не исчезали абзацы и целые страницы, герои не меняли имена, а романы — названия. Появились даже — невиданное дело! — сноски, где разъяснялись непонятные слова. Все ценители единогласно считают переводы Вебера самыми точными. Но в то же время, так сказать, не совсем «кинговскими ». Слишком уж не похож переводчик на писателя — такой он трезвый, рациональный, здравомыслящий. В сносках, а порой и в тексте проглядывает его снисходительное отношение к кинговским страхам — «да ладно, все он выдумывает!» И к рок-музыке Вебер равнодушен, хотя к поэзии не глух. Прочтите хотя бы историю любви Роланда и Сьюзен из «Колдуна и кристалла » («птички и рыбки, медведи и зайки...»). Сентиментальные эпизоды удаются ему лучше саспенса, но для поздних кинговских романов это как раз неплохо. Нет, определенно Вебер — лучший выбор, который способна предоставить Кингу наша оскудевшая переводческая элита[5].

При этом даже у него порой встречаются досадные ошибки. В «Мешке с костями» Майк Нунэн вспоминает, как они с женой повесили на стену загородного дома голову мыши с колокольчиком на шее, дав ей имя Бантер. Этот колокольчик потом звякал, когда в доме появлялись призраки. Одни читатели возмущались извращенной фантазией писательской семейки, другие удивлялись, как колокольчик мог удержаться на «волосатой мышкиной шее» (бедный грызун!). А третьи сразу догадались, что переводчик просто спутал английские слова mouse и moose, — в лесном Мэне гостиные нередко украшают головой лося. Примеры можно приводить и дальше, однако суть не в них. Самый лучший переводчик может ошибиться, но для того и существуют редакторы. А в ACT на них, похоже, экономят не меньше, чем в покойном «Кэдмене».