Пленница босса мафии - Екатерина Орлова

– Ну привет, ― хрипло произносит он, глядя на меня потемневшим взглядом. Ох, сколько в нем обещания.

Финн делает со мной несколько шагов, пока я не упираюсь спиной в стену.

– Мне нравится юбка. Это удобно, ― произносит он, а уже в следующую секунду прижимается своими губами к моим.

Мы целуемся, как сумасшедшие. Сталкиваемся зубами, кусаемся, рычим и облизываем друг друга. На пол хаотично летит одежда, руки ощупывают вожделенные тела, пытаясь коснуться каждого оголенного участка кожи. Дыхание сбивается, и мы жадно хватаем ртом воздух в крохотные перерывы между поцелуями. Губы Финна путешествуют по моей скуле ниже, к шее и ключице, которую он прикусывает и зализывает укус. Финн подтягивает меня выше, заставляя обхватить его талию ногами, а шею ― руками. Я хватаю его за волосы, когда зубы аккуратно впиваются в твердую горошину соска, и начинаю ерзать на нем, пытаясь съехать немного ниже, чтобы потереться о твердый член. Но Финн крепко держит меня под попку, сминая ее. Я развожу ноги шире и пытаюсь прижаться хотя бы к его прессу, но он слегка отодвигается, не давая мне то, в чем я так нуждаюсь. Кажется, я хнычу и пару раз поношу его грубыми словами, но на Финна это не действует, он продолжает истязать меня.

Я царапаю кожу его головы, сильнее вжимая жадные губы в свою грудь. Он посасывает и снова прикусывает, а потом нежно обводит языком ареолу, едва задевая твердый сосок. И когда я уже не выдерживаю и начинаю стонать, он наконец расстегивает свои брюки, спускает меня немного ниже и медленно входит на всю длину. Мой стон смешивается с его рычанием, наши губы снова встречаются в хаотичном, сумбурном поцелуе, от которого кружится голова не меньше, чем от снотворного. Финн вбивается в мое тело, припечатывая спину к стене, жадно глотает мои стоны и выдохи.

– Я так соскучилась по тебе, ― бормочу ему в губы.

– Блядь, Мишель, ― все, на что он способен. ― Моя девочка, ― хрипит, ускоряя толчки, вырывая из меня рваные крики, заставляя трепетать всем телом.

Быстрее и сильнее, до боли между ног, которая разливается внизу живота, доставая до самого последнего позвонка, который горит. А потом этот жар стремительно стекает вниз, я вибрирую всем телом, а за закрытыми веками взрываются фейерверки одновременно со взрывом между ног. Я выгибаюсь, тело деревенеет и застывает на мгновение, а потом я чувствую пульсацию и то, как Финн толчками накачивает меня своим удовольствием. Я распахиваю глаза и жадно вбираю зрелище того, как он кусает нижнюю губу и крепко зажмуривается, как будто ему больно. Но я знаю, что это ― удовольствие. Потому что знаю каждую морщинку на этом лице, каждую родинку и волосинку щетины, которая сейчас нежно царапает мою кожу на груди. Я вжимаю лицо Финна в свое тело, наслаждаясь ощущением от каждой колючки на его лице, которая словно оставляет борозды на моем сердце.

– Люблю тебя, ― хрипит он мне в кожу, и тут же запечатывает поцелуем свои слова. Они проникают сквозь поры, минуют кости и сухожилия, проносятся по артерии и впрыскиваются прямо в сердце.

– Люблю тебя, ― эхом отвечаю я, как только мой истерзанный главный орган теплеет от проникших в него слов.

– С возвращением, малышка.

Я чувствую легкие поцелуи, которые Финн оставляет на ключице, шее и скуле, как будто на обратной перемотке повторяет то, что делал в самом начале.

– Ты больше не запрешь меня в комнате?

Финн качает головой, а потом, слегка отстранившись, ставит меня на дрожащие ноги.

– Теперь ты можешь снова спокойно разгуливать по территории и смотреть на меня с ненавистью.

– Больше не хочу с ненавистью.

Он вопросительно приподнимает бровь.

– Значит, заточение в Бостоне пошло тебе на пользу?

– Нет, я снова начала видеть кошмары, ― отвечаю тихо.

Финн прижимает меня к себе и ласково гладит по волосам.

– Больше ты не будешь спать одна.

– Обещаешь?

– Обещаю. Только, может быть, пару ночей, когда мне нужно будет уехать.

Я резко поднимаю голову и смотрю на него испуганно.

– Эй, ты чего? ― спрашивает он, заключая мое лицо в ладони.

– И как скоро ты уедешь?

Финн усмехается.

– Уже надоел?

– Что за глупости? ― спрашиваю, легонько шлепая его по груди, а потом целуя ее. ― Я просто пока не готова с тобой расстаться.

– Сегодня мы проведем весь день вместе. А через несколько дней я уеду, но максимум на сутки.

– Куда?

Финн легонько касается губами кончика моего носа.

– Эта информация не для любопытных девочек. Но я тебе обещаю, что, если поездка закончится успешно, мы сможем уехать и закрыть этот дурдом там, где ему полагается быть.

– Что значит «закончится успешно». Это опасно?

Финн качает головой и улыбается, но я научилась читать этого мужчину не хуже, чем он ― меня. И понимаю, что поездка будет в другую страну, и Финн поедет не за памятными сувенирами. Что-то вот-вот случится, но он со мной не поделится информацией, судя по всему. Даже спрашивать бесполезно.

– Давай одеваться. Глория уже, наверное, пятый раз будет подогревать завтрак.

– Кто такая Глория?

Финн смотрит на меня с удивлением.

– Экономка.

– Ах, вот как ее зовут, ― бормочу я, натягивая одежду.

Финн

– Адриан? ― отвечаю на звонок и откидываюсь на спинку кресла, потирая затекшую шею.

– Добрый вечер. Или уже скорее ночь.

– Ты, как всегда, ранняя пташка.

– Финн, нужно убирать с дороги еще двух человек. Каким-то образом они сунули нос в наши дела, и теперь знают больше, чем им положено.

– Кто?

– Бирн и Кеннеди.

– Мы как в романе Кристи «И никого не стало» (в русскоязычной версии «Десять негритят» – прим. автора). Чувствую себя Уоргрейвом.

– Давай оставим интеллектуальные шуточки за пределами этого дела. Когда все закончится, я прилечу к тебе на острова, мы выпьем пива и ты поделишься со мной впечатлениями обо всех прочитанных книгах.

Я качаю головой, хоть Адриан и не может меня видеть.

– Когда все закончится, я не хочу видеть никого, кроме моей жены, ближайшие пару месяцев.

– Что ж, значит, так и останусь неучем.

– Что будем делать? ― спрашиваю, возвращаясь к сути звонка.

– Китайцы. Бирн и Кеннеди участвовали в прошлом переделе территорий и неслабо встали китайцам поперек горла. Если не ошибаюсь, у одного из них дочь погибла благодаря Кеннеди, так что там личная драма, которой нужно только дать повод развернуться.