Японские сказки - Кусуяма Масао

по-твоему, глупости? — окончательно вышел из себя муж. Набросился он на жену с кулаками и давай ее колотить.

Не вытерпела жена, заплакала:

— За что же ты меня бьешь? Посмотри, какую шишку на голове посадил, с данго будет!

— Вот, вот, я и говорю — данго! Понимаешь? Данго! Уж очень они мне понравились! — радостно подхватил муж.

НЕОБЫЧНЫЙ СУД

дважды обронил скупец кошелек. Было в нем сто золотых. Нашел этот кошелек честный человек и отдал его чиновнику. Приходит скупец в присутственное место заявить о своей потере, а чиновник показывает ему кошелек и спрашивает:

— Не твой ли это?

Обрадовался скупец, заулыбался.

— Он самый! — говорит. Протянул было к кошельку руку, но чиновник остановил его.

— Нет, погоди. Где это видано, чтобы потерянное возвращали даром? Ты должен отблагодарить того, кто нашел твои деньги.

Не хотелось скупцу отдавать кому-то деньги. Заглянул он в кошелек и говорит:

— Тут всего только сто золотых, а я потерял сто двадцать. Не иначе как этот человек уже взял себе двадцать золотых.

— Что ты выдумываешь! — возмутился тот, кто нашел деньги. — В кошельке было ровно сто кобан[52].

— Нет, сто двадцать! — не унимался скупец.

Спорили они, спорили, а конца спору и не видно. Что было делать чиновнику? Повел он их к правителю. Выслушал обоих правитель, а потом и спрашивает скупца:

— Ты уверен, что у тебя в кошельке было сто двадцать золотых?

— Да, господин, я хорошо помню, было ровно сто двадцать.

— Ну, тогда этот кошелек не твой. А раз он не твой, пусть деньги возьмет тот, кто их нашел. Тебе же лучше самому пойти поискать свои сто двадцать кобанов. Ищи лучше! Может быть, и найдешь!

РАССЕЯННЫЙ

ил в городе Сэмбоку один человек, на редкость рассеянный и суматошливый. Много раз попадал он из-за этого впросак.

Как-то раз собрался он пойти в храм бога Инари на праздник и говорит своей жене:

— Жена, завтра я пойду в храм бога Инари. Приготовь мне с вечера моти[53] на дорогу. Мне идти далеко.

Утром он встал рано, до рассвета. Жена еще лежала в постели.

— Жена, а жена! Где моти?

— У окна.

А ему послышалось: «У очага!»

Пошарил он у очага и нашел круглый горшочек, в котором жена держала краску — зубы чернить[54]. Впопыхах он решил, что отыскал моти.

— Жена, а жена! Где платок — завязать моти?

— На полочке.

А ему послышалось: «На постели».

Поискал он на постели, нашел широкий женин пояс и думает — платок. Завязал в него горшочек.

— Жена, а жена! Где мой кинжал?

— В ящике комода.

Не нашел он в темноте комода, а нашел лоханку. Достал из нее пестик и засунул за пояс.

— Жена, а жена! Где моя плетеная шляпа?

— Поищи на кухне.

Поискал он на кухне, нашел соломенную корзину и надел себе ее на голову.

Потом стал обуваться. Один носок надел на ногу, другой на метлу. Правую ногу обул в соломенный сапог, а на левую надел сандалию с деревянной подошвой.

Пошел рассеянный по дороге. Начал белый день заниматься. Дошел он до одной деревни, а там люди смеются:

— Глядите! Глядите! Вон идет какой-то чудак с корзиной на голове. И откуда только у него такая невиданная шляпа!

Он подумал:

— Про кого это говорят?

Оглянулся назад, никого нет.

— Неужели про меня?

Снял шляпу, взглянул — вот тебе и раз! Это не шляпа, а корзина. Забросил он ее подальше в траву.

Шел, шел, и снова деревня на дороге. Опять люди смеются:

— Смотрите, как этот прохожий обулся! С пьяных глаз, что ли? Носок один, да и обувь разная!

Поглядел — правда. На одной ноге у него сапог, на другой — сандалия. Отошел он от деревни, разулся, забросил в траву сапог и сандалию и пошел босиком.

Опять деревня на дороге. Люди на него показывают:

— Смотрите, какое грозное оружие! Вот чудак, пестик за пояс заткнул!

Посмотрел — ив самом деле у него за поясом деревянный пестик. Отошел он от деревни и забросил пестик в поле.

Пришел рассеянный в храм, видит, у ворот храма амулетами торгуют. Было у него с собой сто мон. За амулет хотел отдать три мона, а на остальные выпить и погулять, да опять впопыхах ошибся. Три мона оставил себе, а девяносто семь бросил в ящик для сбора денег. Что будешь делать? Взять назад совестно, а на три мона не попируешь. Пошел он на горку позади храма, где народу не было. Развязал узелок с едой — глядь, а там вместо моти пустой горшочек.

Схватил он горшочек и как швырнет его с досады! Покатился горшочек, ударился о камень и разбился.

Стал рассеянный сворачивать платок, — что это! — длинные завязки болтаются. Посмотрел, а это не платок, а женин пояс. Бросил рассеянный пояс, точно обжегся.

Смотрит, халат на нем надет шиворот-навыворот. Надел он его как следует и побежал с горки. А есть как на грех все больше хочется. Не до праздника ему стало, не пошел он на храмовое представление[55] и повернул домой.

Попалась ему по дороге лавка. Выставлен перед ней белый валун, похожий на рисовую лепешку, в знак того, что здесь торгуют лепешками.

Спросил рассеянный:

— Почем лепешки?

Ему говорят:

— Три мона.

«Куплю, — думает, — одну. У меня как раз три мона». Положил деньги, схватил камешек и пошел.

Продавец удивился, закричал ему вслед:

— Стой! Это не лепешка, а камень! Настоящую лепешку я тебе сейчас дам.

Куда там! Рассеянный подумал, что с него еще денег требуют. Крикнул:

— Я же положил тебе три мона! — и побежал со всех ног. Продавец хотел было догнать, да не смог.

Отдышался рассеянный, положил лепешку в рот и — крак! — сломал зуб. Глядит, а это не лепешка, а белый камешек. Бросил рассеянный его в реку, и еще скорей побежал домой. Бежит он, злой, голодный, и думает:

«Жена во всем виновата! Не сумела собрать меня в дорогу как следует. Приду домой, я ей покажу!»

Вбежал он в дом и кричит с порога:

— Ах ты, негодница! Осрамила меня,