Ученик архитектора - Элиф Шафак

Его новые товарищи не сомневались, что земля и небо постоянно даруют им знамения, поэтому они внимательно наблюдали за каждой пролетевшей птицей и разглядывали каждый вырванный корень. Если ветер приносил неприятный резкий запах, они начинали подозревать, что поблизости кто-то готовит колдовское зелье. Добровольцы незамедлительно прочесывали местность, заглядывая во все дома на ближайших улицах, и, как правило, возвращались с испуганным до полусмерти рыбаком, лекарем или же просто древней старухой. Злополучных пленников, обвиненных в чародействе, неизменно намеревались предать смертной казни самым свирепым способом. К счастью, Синан всякий раз успевал вмешаться и убедить строителей отпустить очередного бедолагу с миром.

Хвастаться на строительной площадке тоже считалось дурной приметой. Никому не следовало упоминать о своих успехах, а если кто-то все же совершал такую оплошность, надо было тут же сказать: «Иншаллах». Нельзя забывать: все в руках Божьих и от нас ничего не зависит. Если в городе кого-то публично вздергивали на виселицу, некоторые рабочие непременно отламывали от виселицы щепку и носили ее в качестве амулета. Этот обычай неизменно приводил Джахана в полное недоумение. «Неужели несчастье одного человека способно принести счастье другому?!» – спрашивал он себя.

Синан не пытался опровергать подобные предрассудки, хотя, несомненно, сам и не разделял их. Впрочем, вскоре Джахан выяснил, что учитель тоже не чужд суевериям. У него имелся талисман, с которым он никогда не расставался. Талисман этот представлял собой два кожаных круга, один на другом: нижний из светлой кожи, а верхний – из темной. Прежде чем приступить к строительству, Синан непременно постился три дня. А когда работа была завершена, он всегда оставлял в новом здании какой-нибудь изъян – плитку, прикрепленную обратной стороной, поцарапанную мраморную плиту, камень с небольшой трещиной. Изъян был столь незначительным, что посторонний взгляд никак не мог его заметить, однако сам архитектор помнил: его творение несовершенно, ибо совершенство доступно только Творцу всего сущего.

Одним из десятников, пользующихся особым доверием Синана, был уроженец горных краев Ливана, араб-христианин по прозвищу Снежный Габриэль. Кожа, волосы, ресницы и брови этого человека были белы, как алебастр, а глаза, подобно глазам кролика, краснели на солнце. Новички зачастую отказывались с ним работать, заявляя, что на нем лежит проклятие, но Синан никогда не шел у них на поводу. Во внешности Снежного Габриэля нет ничего зловещего, говорил он, ибо таким его создал Бог, к тому же другого такого хорошего работника не сыскать во всей империи.

Чота оказывал строителям немалую помощь: если требовалось поднять или переместить какую-либо тяжесть, слон был просто незаменим. Как-то раз, когда слон поднимал мраморную колонну, трос, которым она была привязана, порвался. Колонна рухнула вниз, едва не раздавив Снежного Габриэля, который, к счастью, успел отскочить. Но подобные из ряда вон выходящие события были на стройке редкостью. Дни тянулись однообразно, наполненные тяжелым, упорным трудом. Каждое утро слон и его погонщик покидали придворный зверинец и отправлялись на стройплощадку, расположенную поблизости от янычарских казарм. Жители города уже привыкли видеть их на улицах. Но все же иногда зеваки, по большей части дети, ждали появления белого слона. В городе ходило поверье, что земля, по которой ступали ноги этого животного, дарует здоровье и силу, и потому всегда находились желающие собирать комья земли на дороге.

Приглядываясь к людям, которые трудились рядом, Джахан быстро постигал основы мастерства. На учеников Синана он взирал с неизменной завистью, ибо они были значительно ближе к архитектору, чем все прочие.

Учеников было трое. Первый – худой, оливково-смуглый уроженец Анатолии, хромавший вследствие перенесенной в детстве болезни, – носил имя Никола. Однажды увидев любое здание, он был способен изобразить его с точностью до мельчайших деталей. Второй ученик, высокий, широкоплечий, родился в маленькой деревеньке поблизости от персидской границы. Родителей его убили разбойники, так что мальчика вырастил дедушка. Звали его Давуд, и он обладал умом острым, как отточенный кинжал. Третий ученик, по имени Юсуф, был немым. Этот юноша так ловко управлялся с цифрами, что Синан всегда поручал ему проверять свои собственные расчеты. Лицо Юсуфа было гладким и безволосым, а глаза – большими и зелеными. В детстве он сильно обжег обе руки и теперь постоянно носил перчатки из оленьей кожи. Рабочие его недолюбливали, и, если бы не Синан, Юсуфу пришлось бы несладко. Зная об окружавшей его стене неприязни, немой, подобно галерным рабам, вечно ходил, опустив глаза в землю.

Джахан никогда не упускал возможности приблизиться к этим юношам и украдкой заглянуть в их чертежи и рисунки. Вернувшись в зверинец, он пытался воспроизвести то, что видел, рисуя прутиком на песке. В душе его словно бы поселились два человека. Первый хотел лишь одного: добиться, чтобы зодчий Синан сделал его своим учеником. А второй думал о деньгах, которые он обещал украсть, и о побеге, что неизбежно влекла за собой кража. Пропасть между этими двумя людьми была столь глубока, что Джахан сам удивлялся, как они уживаются рядом. Но он знал: недалек тот час, когда ему придется сделать выбор.

В январе в Стамбул пришли холода. С карнизов свисали сосульки, сказочно красивые, но несущие прохожим опасность. Город дремал под толстым одеялом снега. Тем не менее на стройплощадке по-прежнему кипела работа. Галерные рабы, не имевшие обуви, оборачивали ноги тряпками, из которых выглядывали их красные распухшие пальцы.

Как-то утром слон и погонщик совершали свой обычный путь из дворца на стройку. Неожиданно к ним подбежала собака, которая лаяла так отчаянно, словно хотела что-то им сообщить.

– Давай посмотрим, что нужно от нас этой шавке! – крикнул Джахан, по обыкновению сидевший на шее Чоты.

Слон послушно последовал за дворняжкой. Пес, явно довольный тем, что ему удалось привлечь внимание, свернул налево и привел их на набережную, прямо к кромке замерзшей воды.

– Стой! – скомандовал Джахан.

Но прежде чем приказ сорвался с его губ, Чота вышел на лед, который тут же проломился под его тяжестью. Слон ушел в воду по пояс, а Джахан, по-прежнему сидевший у него на шее, замер от ужаса, ибо увидел, что́ именно хотел им показать пес. В воде, совсем близко от него, плавал распухший синевато-багровый труп. То была женщина, скорее всего наложница; ее длинные распущенные волосы напоминали водоросли. Судя по богатому наряду и драгоценному ожерелью на шее, она принадлежала к знатному дому, возможно даже, жила в серале.

Джахан, моментально решив завладеть ожерельем, приказал слону двигаться вперед. Добыча была совсем близко, но вдруг Чота замер. Погонщик, со всех сторон окруженный водой, пытался заставить слона сдвинуться с места, но тщетно. Чувствуя, что попал в глупое положение, Джахан заорал во всю глотку, призывая на помощь. На его счастье, вскоре на берегу появилась повозка, запряженная осликом. В повозке сидело пятеро цыган. Все они с любопытством наблюдали за происходящим.