Гудериан - Кеннет Максей

Выход к границам Швейцарии

Немцы победили за счет наращивания темпа атаки. Утром 15 мая «Великая Германия» овладела Стене. В этот момент 3-я бронетанковая дивизия французов получила приказ начать поэтапное наступление на Седан. Однако за такое короткое время не могла сосредоточить свои рассеянные накануне подразделения. Вместо этого были предприняты разрозненные контратаки на Стене, натолкнувшиеся на огонь немецких противотанковых пушек с оборудованных позиций. Произошла отчаянная схватка в манере, описанной в книге «Внимание! Танки!» – танк против пушки и пушка против танка. Обе стороны понесли серьезные потери, а пехота тем временем томилась в бездействии, бессильная что-либо предпринять. Какое-то время на поле боя доминировали тяжелые французские танки типа В1, так как их броня оказалась непробиваемой для немецких 37-мм пушек. В конце концов, у немцев в строю осталось лишь одно орудие, но этого оказалось достаточно. На расстоянии в сто метров наводчик высмотрел маленькую вентиляционную решетку сбоку и начал посылать туда снаряды. За короткий промежуток он уничтожил три французских танка. Но все же «Великая Германия» выдохлась и вынуждена была отойти. К 18.00 Стене опять оказался в руках французов.

15 мая Гудериан наблюдал за этой схваткой, опасаясь, что рискованное решение, принятое им предыдущей ночью, может оказаться ошибочным. Он сознавал, что нарушает установку Клейста, не разрешавшего продвижение 19-го корпуса на запад, считая это преждевременным. Они повздорили: Гудериан возмутился приказом Клейста остановиться и закрепиться на захваченных позициях, считая, что это приведет к потере близкой победы. Клейст уступил, но его тревога была оправданной.

Гудериана можно было обвинить в том, что он пошел на непомерно большой риск, игнорируя врага, еще не потерявшего способности наносить мощные контрудары. Из 10-й танковой дивизии поступали тревожные донесения. Ее крайний левый фланг подвергся сильному давлению французских танковых частей, и она едва ли могла выделить из своего резерва пехоту для усиления полка «Великая Германия» у Стене. Все висело на волоске. Еще одно усилие французов, и исход боя на этом участке фронта мог решиться в их пользу.

Возможно, 19-й корпус и не потерпел бы серьезного поражения, так как к Седану уже подтягивались подразделения 14-го моторизированного корпуса, и кроме того в случае крайней необходимости можно было повернуть назад 1-ю и 2-ю танковые дивизии, но уже одно предположение о том, что Гудериану пришлось затормозить наступление, означало бы – Клейст был прав с самого начала, и это в дальнейшем очень помешало бы Гудериану использовать доктрину Секта о честолюбивой цели. Однако французы прекратили свои атаки в тот самый момент, когда были очень близки к успеху, и для Гудериана кризис миновал. На следующий день подошла свежая немецкая пехотная дивизия, фронт стабилизировался.

Половина всех французских бронетанковых соединений была разгромлена за пять дней.

Следом наступил черед 2-й французской бронетанковой дивизии, 15 мая перебрасывающей свои танки малыми порциями по железной дороге к Ирсону и Сен-Кантену, а ее грузовой автотранспорт двигался своим ходом по дороге из Шалона на Гюиз, а оттуда в восточном направлении на Сини л’Аббей. Это было очень опасно. Никто не предупредил эту дивизию, что она может оказаться на пути группы Клейста, ведь в французских штабах никому в голову не приходило, что Клейст мог продвинуться так далеко. Когда 15 мая у Стене еще кипел бой, 41-й корпус Рейнхардта, наступавший справа от Гудериана, набирая темпы, устремился на запад, без особого труда рассеивая попадавшиеся на его пути французские соединения. Его 6-я танковая дивизия, оставив своего соседа, 8-ю дивизию, на восточном берегу Мааса, протаранила французские оборонительные линии и ворвалась в оставшуюся без защиты зону коммуникаций, сея хаос и панику, громя автоколонны, железнодорожные узлы и склады. Среди грузовиков, попавших под ее удар, были и те, что принадлежали 2-й французской бронетанковой дивизии. Уцелевшие машины устремились на юг и, таким образом, оказались отрезанными от танков, которым должны были доставить горючее. В это время танки начали разгружаться с платформ между Сен-Кантеном и Ирсоном и с самого начала, без капли горючего в баках, стали для Рейнхардта легкой добычей.

В полночь, когда передовые части 19-го корпуса еще находились далеко позади у Пуа-Террона, а 2-я танковая дивизия уже подавила последние очаги сопротивления французов, Рейнхардт достиг Лиаре. 19-му корпусу не повезло – он встретил на своем пути самое ожесточенное сопротивление, и ему не удалось выделить часть своих сил для удержания южного фланга. Дисциплинированные французские части под командованием опытных офицеров дрались грамотно и решительно, контратакуя при малейшей возможности. В бою за деревню Бувильмон понесший серьезные потери 1-й мотопехотный полк Балка при поддержке танков все же смог оттеснить части 14-й французской дивизии под командованием будущего маршала Франции – Латта де Тассиньи. Здесь Гудериану еще раз удалось поймать психологический момент – на рассвете 16-го мая, когда французы начали отступать, а немцы жаждали передышки, чтобы развивать его дальше.

Именно в этакие моменты триумфа или кризиса проявлялись лучшие качества Гудериана. Пауль Дирихс, часто сопровождавший Гудериана и называвший его «современным Зейдлицем», писал в то время:

«От него исходит ощущение положительного, личного спокойствия. Он никогда не теряет самообладания. Но это не означает, что Гудериан не может удивить своих офицеров, например, когда прибывает на командный пункт подчиненной ему части и ставит ей боевую задачу, многие могли бы воспринять как шутку то, что ставится такая далекая цель. Однако генерал изъясняется четко и ясно, и операция приобретает реальные очертания. В такие моменты он завораживает присутствующих своей речью, передавая им свое страстное желание наступать».

Стремление успеть во что бы то ни стало – не единственное следствие свойственного его характеру нетерпения. Гудериан и раньше испытывал тревогу, боясь, что не хватит времени, чтобы добиться убедительных результатов – вечное проклятие танковых войск, преследовавшее их со дня основания, и одновременно стимул их дерзкой амбициозности. Предыдущим вечером у Гудериана состоялся сумбурный телефонный разговор с Клейстом, опять выразившим тревогу за южный фланг. И опять у него имелись основания для подобного беспокойства. Ситуация под Стене оставалась все еще неясной, и у немецкого командования еще не имелось убедительных доказательств неспособности французов организовать мощный контрудар. Ни Клейсту, ни тем, кто стоял выше него, не было известно, что французские бронетанковые силы практически прекратили свое существование, а в распоряжении противника остались нетронутыми лишь полтора крупных танковых соединения, или что французское командование морально надломилось, осознав масштаб катастрофы, постигшей действующую армию.

Командиры передовых частей, прорвавших последние линии французской обороны, возможно, и не имели в своем распоряжении таких статистических данных и всесторонних сведений политической и военной разведки, какими располагало командование германских вооруженных сил, но были правы, утверждая, что настал момент рисковать, ибо своей интуицией уже учуяли запах разложения врага. Их опыт и инстинкт говорили, что победа близка. В 1914 году на Марне, следуя за передовыми войсками, Гудериан не видел ничего подобного и все же сослался именно на этот довольно сомнительный исторический прецедент, когда Клейст пытался его остановить. В конце концов, Клейст сдался и разрешил Гудериану продолжать движение еще в течение двадцати четырех часов. Однако дело было вовсе не в уступчивости или неуступчивости Клейста, привыкшего беспрекословно подчиняться высшему начальству. Просто ни тогда, ни, похоже, позже, Гудериан не знал, что Клейст выполнял указания свыше, приказы, не отражавшие настроения, преобладавшие тогда как в ОКХ, так и в ОКВ.